Жюль Верн - Найденыш с погибшей «Цинтии»
Подобно всякому компромиссному приговору, решение профессора Гохштедта не удовлетворило ни ту, ни другую сторону. Доктор скорчил такую гримасу, что она была красноречивее всякого ответа. А Бредежор, вскочив на ноги, воскликнул:
— Великолепно, дорогой Гохштедт, только не спешите с заключением!… Поскольку Швариенкрона не в состоянии привести неопровержимых доказательств в свою пользу, вы не можете присудить ему выигрыш, как бы ни казались вам убедительны его аргументы. А что бы вы сказали, если бы я сейчас, здесь же, не сходя с места, доказал, что «Цинтия» вовсе не была английским судном?
— Что бы я сказал? — повторил профессор, озадаченный столь внезапной атакой.— Ей-богу, не знаю… Я бы подумал, рассмотрел бы вопрос с разных точек зрения, я бы…
— Рассматривайте сколько вам угодно! — прервал его адвокат, доставая левой рукой бумажник из внутреннего кармана сюртука. В бумажнике оказался конверт канареечного цвета, по самому виду которого можно было безошибочно определить его американское происхождение.
— Вот документ, который вы не сможете опровергнуть,— добавил он, поднося письмо к глазам доктора.
Доктор прочел его вслух:
«Г-ну адвокату Бредежору, Стокгольм.
Нью-Йорк, 27 декабря.
Высокочтимый г-н Бредежор! В ответ на Ваше письмо от 5 октября сего года спешу сообщить Вам следующие сведения:
1. Судно под названием «Цинтия» (капитан Бартон), принадлежавшее «Объединенной компании канадских судовладельцев», затонуло вместе со всеми людьми и грузом четырнадцать лет тому назад недалеко от Фарерских островов.
2. Судно было застраховано «Страховой пароходной компанией» в Нью-Йорке на сумму три миллиона восемьсот тысяч долларов.
3. Так как исчезновение «Цинтии» и обстоятельства ее гибели остались для страховой компании неясными, то был возбужден судебный процесс, проигранный собственниками названного судна.
4. Проигрыш этого дела повлек за собой ликвидацию «Объединенной компании канадских судовладельцев», которой больше не существует вот уже одиннадцать лет.
В ожидании новых поручений прошу Вас, г-н Бредежор, принять наши наилучшие пожелания.
Джереми Смит, Уокер и К°,
Морское агентство».
— Ну, что вы скажете по поводу этого документа? — спросил Бредежор, когда доктор закончил чтение.— Согласитесь, что он кое-чего стоит, не правда ли?
— Признаю охотно,— ответил доктор,— но, черт возьми, как вам удалось его раздобыть?
— Простейшим способом. В тот день, когда вы заявили, что «Цинтия» может быть только английским судном, я сразу же подумал, не слишком ли вы сужаете сферу ваших розысков и что корабль в одинаковой степени может быть и американским. Видя, что время проходит, а вы ничего не добились, ибо в противном случае вы не преминули бы похвастаться успехами, я решил написать в Нью-Йорк и на третье письмо получил уже известный вам ответ. Как видите, это не так уж сложно! Не думаете ли вы, что теперь у меня есть все основания претендовать на вашего Плиния?
— Ваш вывод мне не кажется убедительным! — возразил доктор, молча перечитывая письмо, как бы желая найти в нем новые доказательства подтверждения своей правоты.
— Как это не кажется убедительным?! — воскликнул адвокат.— Я доказываю, что судно было американским, что оно погибло у Фарерских островов, то есть вблизи норвежского побережья, именно в то время, которое совпадает со спасением ребенка. И вы не признаете вашей ошибки?
— Ни в коей мере! Заметьте, дорогой друг, что я отнюдь не отрицаю большого значения вашего документа. Вам действительно удалось установить то, что не сумел сделать я,— ту самую «Цинтию», которая затонула у берегов Норвегии именно в том самом году. Но разрешите сказать, что это открытие только лишний раз подтверждает правильность моей теории. Канадское судно — все равно что английское, а так как в Канаде немало ирландцев, то отныне я имею еще больше оснований утверждать, что ребенок ирландского происхождения.
— Так вот что вы вычитали в моем письме! — воскликнул Бредежор, более раздосадованный, чем ему хотелось бы показать.— И значит, вы настаиваете, что не потеряли вашего Плиния?
— Безусловно!
— Быть может, вы полагаете, что даже приобрели некоторые права на моего Квинтилиана?
— Разумеется! Во всяком случае, я надеюсь еще больше подтвердить эти права с помощью вашего документа, если только вы дадите мне время и не будете возражать против продления нашего пари.
— Идет, и я в этом заинтересован. Сколько времени вам понадобится?
— Условимся еще на два года. Вернемся к этому вопросу через одно Рождество.
— Решено,— ответил Бредежор.— Но уверяю вас, дорогой доктор, было бы куда благоразумнее, если бы вы сейчас же, не теряя времени, отдали мне вашего Плиния!
— О нет, ни в коем случае, он будет гораздо лучше чувствовать себя в моей библиотеке рядом с вашим Квинтилианом!
Глава VII
МНЕНИЕ ВАНДЫ
Вначале Эрика как будто даже радовало принятое решение. Он с головой ушел в будни рыбацкой жизни, искренне стараясь забыть о своих прежних интересах. Всегда просыпаясь раньше всех, он налаживал снасти и так старательно все подготавливал к лову, что самому Герсебому оставалось только сесть в лодку и отчалить. В безветренные дни Эрик брался за тяжелые весла и греб с такой силой, что казалось, будто он нарочно ищет самую тяжелую и утомительную работу.
Ничто не было ему в тягость: ни длительное сидение в лодке, ни обработка пойманной трески: сперва у рыбы отделяют язык, считающийся лакомым блюдом, потом голову и кости и только тогда ее бросают в чан, где она подвергается первой просолке. Любые обязанности Эрик выполнял не только добросовестно, но даже с упоением. Он удивлял невозмутимого Отто своим заботливым отношением ко всем мелочам их рыбацкого промысла.
— До чего же ты истосковался в городе! — говорил ему простодушный малый.— Стоит тебе лишь выйти из фьорда в открытое море, как ты чувствуешь себя в родной стихии!
Но Эрик почему-то ничего не отвечал на это, а то вдруг ни с того ни с сего начинал доказывать Отто, что нет ничего лучше жизни рыбака.
— И я так думаю,— говорил Отто с безмятежной улыбкой, а бедный Эрик отворачивался, подавляя глубокий вздох.
Но правде говоря, он жестоко страдал, отказавшись от книжных занятий. Когда его обуревали такие мысли, он старался их отогнать, скрывая от окружающих свое настроение. Но, несмотря на все его старания, Эрика не покидало чувство горечи и сожаления. Никому на свете он не высказал бы своей печали. Он затаил ее в глубине души и от этого только сильнее мучился. Разразившаяся в начале весны катастрофа еще больше обострила его переживания.
