Путешествия в Мустанг и Бутан - Пессель Мишель
Тсеван Ринцинг с гордостью продемонстрировал пол в часовне— тот был гладкий и напоминал современный цементный пол. Хозяин долго объяснял, как его покойный отец привёз из Лхасы рецепт, по которому, смешав пять сортов глины из разных районов Мустанга, изготовили такой пол — ровный и прочный.
Потом мы перешли в укромную комнатку на последнем этаже, то был личный кабинет Тсевана, где он хранил самые дорогие сокровища. По всей стене громоздились на подушках массивные деревянные ларцы, одни крашеные, другие обтянутые кожей. Я словно попал в пещеру Али-Бабы!
В углу стояли два длинных мушкета с вилообразными штыками и изящный лук со стрелами — явно боевое, а не спортивное оружие. Формой он напоминал фигурную скобку, такие луки можно видеть на картинках, изображающих воинов Чингисхана. Я полюбопытствовал, откуда он. Тсеван охотно ответил, что пользуется луком ежегодно на стрелковых состязаниях, устраиваемых 14, 15 и 16-го числа седьмого месяца по тибетскому календарю.
Повосторгавшись диковинами, я попросил Тсевана показать мне остальные сокровища. Хозяин не без удовольствия достал плоский ключ и со звоном стал поворачивать замки в ларцах. В одном лежали книги и три узорчатые серебряные ручки с перьями. В другом среди шёлковых отрезов покоилось полдюжины серебряных кинжалов, рукоятки которых были украшены религиозными символами. Большой сундук оказался битком набит праздничными одеждами жены, и хозяин обещал, что она их наденет, если я её сфотографирую. В углу стояли длинные мечи. Наконец, из самого тяжёлого сундучка Тсеван извлёк две золотые шкатулки — в них богатые тибетцы берут с собой в дорогу семейные святыни, статую ламы или какого-нибудь божества.
Да, но где предметы, относящиеся к истории страны Ло? Хозяин ответил, что не хотел касаться данной темы в присутствии жены и детей, ибо, если король узнает, что он, Тсеван, раскрыл иностранцам тайны своей страны, то будет очень разгневан. Желая ободрить словоохотливого патриция, я сказал, что король самолично поведал нам историю Мустанга, и хотелось бы лишь уточнить некоторые детали.
Из уст Ринцинга мы услышали несколько иную версию легенды об Аме Пале и основании королевства Ло. Тсеван утверждал, что до воцарения Аме Пала на территории Мустанга стояли четыре независимых города-государства: Пура-Чачагам, Кара, Пуранг и Рари-дзонг. Эти четыре названия оказались теми золотниками, которые мне удалось в тот вечер унести из дома влиятельнейшего жителя Ло-Мантанга.
Поднявшись к себе наверх, я столкнулся нос к носу с существом, которое принял сперва за козу. С одного конца в него вцепился Калай, с другого — морщинистый старик. Калай объяснил, что мясо этого зверя весьма вкусно (это оказалась овца). Впрочем, спутать было немудрено, поскольку овцы в Мустанге наделены природой витыми рогами и длинной шерстью. Как удалось им втащить косматого гостя по бревну на крышу, оставалось полнейшей загадкой, но то, что спустить его тем же путём вниз не удастся ни за какие коврижки, было ясно. Так, не успев ещё сообразить что к чему, я вступил во владение овцой, а Калай отсчитал хозяину астрономическую сумму за скотину, оказавшуюся под своей пышной шубой тощей и жилистой.
Проблема казалась неразрешимой. Что делать с овцой на крыше? Самым простым было съесть её, но вначале овцу следовало зарезать. Калая, я знал, на это не подвигнуть: будучи тамангом, он никогда умышленно не лишит жизни божью тварь.
Его помощник Канса, подмигнув оставшимся глазом, твёрдо сказал, что не возьмёт греха на душу. Таши немедленно напомнил, что воспитывался в монастыре. Выходит, заклание выпадало на мою долю.
Но это было невозможно! Не то, чтобы я был принципиальным вегетарианцем, отнюдь, но убиение овцы требует известного навыка, которым я не обладал.
Пока экспедиция обсуждала животрепещущий вопрос, на крышу ловко влезла старуха и уселась, с улыбкой глядя на эту сцену. Надо сказать, с первого дня Калай и Таши с подозрением относились к её визитам. В здешних местах распространено убеждение, что колдуньи (а они без всяких, оснований зачислили в эту категорию нашу домохозяйку) подсыпают в пищу яд. В гималайских странах это весьма распространённый способ мести.
К сожалению, яд не мог разрешить проблему с овцой. Ясно было, что следует призвать шембу: только этот пария сможет совершить нечистое дело, без него овца никогда не попадёт в котёл. За шембой на другой конец города отрядили помощника повара, и вскоре могучий мужчина появился у нас на крыше. Это оказался мой знакомый, не так давно он просил меня излечить его от фурункулов. За скромное вознаграждение в виде внутренностей овцы дело было сделано; Калай унаследовал коврик из овечьей шерсти.
Едва закончилась экзекуция, как на верхушке лестницы показалась голова Пембы.
— Сыну короля, — задыхаясь от бега, сказал он, — очень плохо. Люди говорят, что он умирает из-за ваших лекарств.
Кровь застыла у меня в жилах. Что, если Джигме Дордже умрёт? Страшно было даже подумать о последствиях.
— Не надо было давать таблеток, — зашипел Таши.
Но раз уж я ступил на путь врачевания, надо было доводить дело до конца: таблетки не подействовали, следовало начать лечить более сильными средствами — антибиотиками. Может, Джигме Дордже не так худо?
— Шита, шита нагиндук (очень, очень болен), — покачал головой Пемба.
Он добавил, что оба ломантангских знахаря уже вызваны во дворец… Н-да, я знал, что в арсенал местных снадобий входят сушёные лягушки, которых Пемба показывал мне в своём аптечном наборе, поэтому благополучный исход вызывал сомнения.
Я послал Таши с наказом во что бы то ни стало найти двух лошадей. В ледяном воздухе со стороны Нового монастыря уже раздавался рокот барабанов. Раскрыв металлический ящик, я стал рыться в аптечке, с таким тщанием подобранной женой в Катманду. Пенициллин, аспирин, антибиотики. Какая комбинация подойдёт в данном случае?
Таши появился с двумя лошадками. Набив пузырьками и коробочками полы своей чубы, я сел в седло. Солнце било в зрачки всю дорогу до Тренкара, куда мы мчались во весь опор.
Возле дворцовых ворот сердце у меня упало. Слишком поздно!.. На земле между трёх огромных красных камней теплился костерок. Это был знак, предупреждение, что за стенами дворца кто-то отходит и ни один человек не смеет переступать порога. Я уже наблюдал несколько раз в городе этот ритуал. Вообще говоря, обычай имеет глубокий смысл, поскольку не позволяет распространяться заразным болезням, но сейчас я его проклинал на чём свет стоит.
Вряд ли приходилось надеяться, что кто-то из слуг возьмётся передать лекарства. Жизнь наследника трона теперь была в руках знахарей и заклинателей демонов, пытавшихся громкими песнопениями выгнать злого духа из тела больного.
Я стоял понурясь возле своего пони, как неожиданно из ворот вышел человек лет тридцати пяти в щегольской чубе. Это был церемониймейстер, в котором я только сейчас с великим удивлением признал сына нашей домохозяйки!
Он мягко повторил то, что и так было известно: Джигме очень болен, и нам нельзя быть во дворце. Но он вызвался попросить короля выйти к нам. Церемониймейстер ввёл нас через маленькую калитку в так называемый королевский сад, где росло несколько ив. В Европе на них бы не обратили внимание, но здесь, в иссушенном ветрами Мустанге, я должен был признать вслед за Таши, что деревья — это счастье. Крохотные канавки подводили воду к каждому стволу; за ивами ухаживали так, как мы в Европе ухаживаем за цветами.
Слуга вынес ковры, и мы уселись под кронами. Потянулись полчаса томительного ожидания. Царедворец наконец вышел с известием, что король не сможет нас видеть и не хочет принимать от нас никаких лекарств… Это был дурной признак. Тем не менее надежда оставалась, потому что его величество распорядился подать нам чай.
Днём, сказал придворный, должен прибыть на закрытие праздника «невне» святой лама; он исполнит ритуал «ванг» во славу долголетия, и есть надежда, что это поможет больному принцу.
«Невне» следует сразу за кратковременным постом, во время которого жители Ло двое суток не едят, не разговаривают, ничего не обменивают и воздерживаются от супружеской жизни. Подобные посты соблюдаются дважды, а то и трижды в году. Церемония «ванг» заключается в приношении жертвы богам, дабы увеличить шансы ныне живущих на более счастливое перевоплощение в будущем.