А. Марков - Русские на Восточном океане
— То-то вот оно и есть: нашего брата стоить поколотить; пропьется до нитки, как Грек, да и еще жалуется, что ничего не выслужишь.
— Водку вить! — крикнул боцман.
Это магическое слово доносится до слуха матроса на самой вершине мачты, в шумную бурю; оно пробуждает его и из глубокого сна и никогда не повторяется дважды; в одну минуту толпа собирается вокруг ендовы и каждый с нетерпением ждет своей очереди.
Наступил вечер; погода была прекрасная, ветер был ровный, попутный, луна с безоблачного неба отражала томный лик свой в трепетных волнах, и громкие песни матросов, смешиваясь с глухим шумом моря, каждому напоминали его родину; далеко уносились мечты мои и я незаметно уснул на палубе.
К утру корабль наш находился уже во 160 милях от острова Ситхи и мы с каждым днем приближались к Калифорнии. Воздух становился теплее и благораствореннее. — На четырнадцатый день нашего плавания штурман доложил при рапорте командиру, что умер матрос.
Покойника зашили в парусину, привязали к ногам два пушечные ядра и потащили за борт.
— Что, брат, надоели сухари-то, — сказал один матрос, сидевший верхом на борте, чтоб принять покойника; — эк как отъелся; пуда четыре будет. Ну, прощайся с белым светом. Ух, как бойко полетел к Лептуну-то [2] в гости, знать, водку почуял.
— Придет время, и мы, брат, полетим туда же.
— Что ж делать!…. за-то простор…. Фу, батюшки, какой валит туман; верно Ишпания близко; у её берегов всегда туман стоит стеною.
Действительно, мы находились в 80 милях от Санто-Франциско, самого северного заселения Испанцев в Новой Калифорнии; но не видав берегов, по причине закрывавшего их непроницаемого тумана, мы не смели идти в гавань по одному счислению; к тому же опасались сильного течения воды у этих берегов, могущего увлечь судно в такой залив, из которого трудно выйти. Не имея даже полуденной обсервации, мы, к нетерпению нашему, принуждены были лавировать целую неделю в густом тумане.
Наконец с правой стороны открылись Ферлонские камни и опять закрылись туманом, но мы таки-успели их взять на пеленги и определить место, где находится гавань. — Мы решились пробраться в нее; убрали лишние паруса и более 6-ти часов находились в самом критическом положении; слышали, как шумел бурун, ударявшийся об скалы каменистого берега, но берег был невидим для нас. Смелость и опытность командира ручались нам за успех начатого дела; он приказал изготовить на всякий случай якорь, смерить глубину и слушать, в какой стороне сильнее бьет волна. Вдруг открылась перед нами обширная гавань, со множеством судов разных наций. С врожденною отважностью Русских, в виду всех иностранцев, мы под двумя парусами от свежего ветра пошли прямо срединою пролива в длинную бухту Санто-Франциско, оставив за собою зыбкую стену тумана, сделали между судами поворот и стали на якорь.
— Ай да молодцы Русские!.. кричал кто-то с Американского брига.
В гавани было ясно, но солнышко склонялось уже к закату и слабыми лучами своими освещало на правом берегу лавровую рощу. По всему обширному заливу разносился ароматный запах душистых трав и цветов; вокруг залива, в живописных ландшафтах раскиданы были, на далекое одни от других расстояние, поместья Калифорнцев, между которыми расстилались зеленые луга и долины с пасущимися на них овцами, коровами, лошадьми и мулами; где-то вдалеке кричали дикие гуси.
На левом берегу залива стояли красиво выстроенные деревянные домики; из них, как заметил я в зрительную трубку, выглядывали прекрасные личики Испанок. За селением виднелась высокая зеленая гора с небольшим кустарником; по ней бежала дикая зебра и ловкий Испанец арканил быка.
После долгого пребывания на пустынном острове, в кругу диких народов, где все мертво, однообразно, безжизненно, как приятно мне было очутиться в этой роскошной стране, щедро наделенной всеми дарами природы.
Долго любовался я берегами Калифорнии; наконец заметил, что из селения Вербобойно, где живет капитан порта и Американский консул, плывет небольшая шлюпка с тремя Испанцами прямо к нашему судну.
Мы стояли неподалеку от левого берега близ новой миссии, или иначе селения Вербобойно, которое находится в шести верстах от Санто-Франциско; шлюпка подъехала к нам; из неё вышли двое мужчин, в полосатых сарапах, лаковых черных шляпах с широкими полями, и с пахитосами в зубах; они с важностью посмотрели на судно и заговорили на Испанском языке, которого из нас никто не понимал, кроме нескольких матросов, но и те заняты были на заливе нужною работою. Настало молчание, которое обратилось в смех; наконец один из нас сказал по-Английски: «что вам угодно?» Они отвечали по-Английски же, и мы пригласили их в каюту, к капитану, где они старались выказать свою ловкость разными расшаркиваниями и учтивыми движениями по своему обычаю.
Капитан наш был человек молодой, образованный; принял их очень ласково и просил объясниться, какую они имеют до нас нужду? — «Мы таможенные чиновники, — сказал один из Испанцев, присланы от капитана порта, по уложенному здесь правилу, освидетельствовать ваше судно, сколько оно имеет меры, какие находятся в нем товары, и если вы не имеете от нашего губернатора, который живет в Монтерео, письменного дозволения на право торговли, то до его разрешения не можете торговать в здешнем месте. Для этого один из нас должен здесь остаться.»
«Смерить судно я вам позволю, господа, отвечал капитал; товаров у нас никаких нет, кроме взятых для команды на поход, — дозволения же на право торговли от вашего губернатора я не имею оттого, что не заходил в Монтерео по причине самой уважительной; а в залог того, что мы до разрешения губернатора не станем производить торговлю в здешнем месте, достаточно одного моего слова; следовательно, быть вам здесь смотрителями я не позволю, потому что это будет оскорбление для нашей Русской чести.»
Испанцы, выслушав этот монолог и не говоря ни слова, с почтением раскланялись и уехали на берег.
На другой день командир и я поехали в селение Испанцев для переговоров с капитаном порта; дом его был построен на большом бугре и обнесен палисадом. Подходя ближе к капитанскому дому, мы увидели, что из него вышла очень миловидная, живая, ловкая девушка, лет пятнадцати. Она встретила нас как будто давнишних знакомых, взяла командира за руку и заговорила с ним по-испански. Мы не понимали Испанского языка, но по её движениям догадались, о чем шла речь; шедший за нами матрос, знавший по-испански, перевел нам, что она зовет нас в дом капитана, её отца.
Мы нарочно пошли потише; нам приятно было смотреть на нашу миловидную спутницу, особенно после тех страшных, раскрашенных лиц, которые поминутно окружали нас в Ситхе; она заметила наше внимание, начала что-то с улыбкою говорить по-испански и своим прозрачным пальчиком грозила шедшему позади нас матросу, чтоб тот не переводил.
