Жюль Верн - Паровой дом
Наконец пробил час отъезда. Пары разведены, машина готова к действию. Механик стоит на своем месте, положив руку на регулятор… Раздался свисток.
— В путь! — воскликнул капитан Год. — В путь, железный великан!
«Железный великан» — прозвище, данное нашим восторженным другом необычайному двигателю, и вдобавок прозвище вполне заслуженное, так и осталось за нашим слоном.
Скажем несколько слов о жильцах второго передвижного дома. В состав их вошли: механик Сторр, англичанин, служивший в компании «Большой индийский путь», оставивший несколько месяцев назад свое место. Банкс хорошо его знал и, считая очень сведущим, пригласил на службу к капитану Мунро. Ему было лет под сорок, и, как оказалось впоследствии, Банкс не ошибся: Сторр оказал нам большие услуги.
Кочегар Калуф принадлежал к классу индусов, высоко ценимых железнодорожными обществами за способность безнаказанно переносить тропическую жару Индии, удвоенную топкой. Подобные индусы обладают такими же свойствами, как арабы, которым общество морского транспортирования кладей поручает предпочтительно должности кочегаров на пароходах во время плавания по Красному морю. Выбор кочегара был так же удачен, как и выбор машиниста.
Затем следует назвать по порядку денщика полковника Мунро индуса Гуми, лет тридцати пяти, из племени гуркасов. Маленького роста, проворный и ловкий, человек испытанной верности, Гуми неизменно одевался в черный мундир, который был для него дорог не менее собственного тела.
В сержанте Мак-Нейле и в Гуми полковник имел двух надежных слуг, преданных ему душой и телом. Под начальством полковника они дрались в Индийскую кампанию, делили с ним все тщетные попытки отыскать Пана Сахиба и вместе с ним удалились в его отшельнический бенгало, — словом, они не расстались бы с ним ни за что на свете. Индус Гуми был денщиком полковника, зато чистокровный англичанин фокс занимал при капитане Годе должность чистильщика платья и сапог и разделял со своим хозяином страсть к охоте. Ловкость его вполне соответствовала имени: Фокс (лисица!). Он убил на своем веку тридцать семь тигров — всего на три меньше, чем сам капитан. Впрочем, он вовсе не намеревался остановиться на этом.
Для полноты списка экспедиционного отряда необходимо упомянуть еще о поваре-негре, царившем на задней половине второго дома. Родом француз, Паразар, которому удалось показать свое искусство под всеми небесами земного шара, полагал, что должность его — не простое ремесло, а чрезвычайно важный пост. Он положительно священнодействовал в минуты, когда с пунктуальностью химика распределял по судкам перец, соль и прочие приправы. Паразар отличался искусством и опрятностью, что вполне искупало его заносчивое самолюбие…
Итак, сэр Эдвард Мунро, Банкс, капитан Год и я, с одной стороны, МакНейль, Сторр, Калуф, Гуми, Фокс и Паразар — с другой, в сложности десять человек, составляли экспедиционный отряд, отправлявшийся на север полуострова. Не следует также забывать Фана и Блана, охотничьих собак капитана, достоинства которых были блистательно доказаны бесчисленными походами и охотами.
Бенгалия — бесспорно самая богатая, если не самая интересная провинция в пределах индостанских английских владений. Провинция входит в состав так называемой страны раджи, занимающей центр Индийского государства, считается настоящей землей индусов. На севере она простирается до неприступных вершин Гималайского хребта, и, согласно принятому нами маршруту, мы должны были проехать по этой стране с одного конца в другой.
Обсуждая первые этапы пути, мы остановились на следующем: подняться вверх по течению Хугли, рукав Ганга, омывающий Калькутту, минуя французский город Чандернагор, который, таким образом, останется у нас по правую руку в стороне, и следовать до Бурдвана по линии железной дороги, затем через Бихар снова приблизиться к Гангу в Бенаресе.
— Друзья мои, — сказал полковник Мунро, — я предоставляю вам определить наш маршрут… Обсудите его без меня. Все, что вы решите, будет наверняка хорошо.
— Однако, милейший Мунро, возразил Банкс, — нам необходимо выслушать и твое мнение.
— Нет, Банкс, я полностью в твоем распоряжении, мне решительно все равно, в какую провинцию мы поедем теперь. Единственный вопрос занимает меня: куда мы отправимся из Банареса?
— Конечно, на север! — живо вмешался капитан Год. — Мы отправимся прямо по дороге, ведущей через королевство Ауд к предгорьям Гималаев.
— В таком случае, друзья мои, может быть, я и обращусь к вам с просьбой… но об этом мы поговорим после, а пока едем куда вам будет угодно, — проронил полковник.
Намек сэра Эдварда Мунро немного удивил меня. Что творилось в его душе? Не согласился ли он путешествовать с единственной целью, что случай скорее поможет ему достичь цели, не пришла ли ему мысль, что если жив еще Нана Сахиб, то ему может посчастливиться отыскать набоба на севере Индии? Не сохранил ли он тайной надежды удовлетворить свою месть? Признаюсь, у меня было предчувствие, мне казалось, что сержант Мак-Нейль посвящен в тайну своего господина.
Первые часы нашего путешествия мы провели в гостиной парового дома. Дверь и оба окна на веранду были открыты, и благодаря колыханию «пунки» температура была сносная.
Регулятор Сторра заставлял железного великана идти умеренным шагом, согласно желанию путешественников как следует осмотреть проезжаемую страну.
При выезде из калькуттского предместья нас провожала небольшая толпа европейцев, любовавшихся нашим экипажем, и множество индусов, глядевших на поезд со смесью удивления и страха. Мало-помалу толпа редела, но это не избавило от беспрерывных возгласов: «Уахс! Уахс!» — которыми приветствовали нас все встречаемые по дороге путники.
Понятно, эти местные восклицания относились не столько к нашим колесницам, сколько к тащившему их гигантскому слону.
В десять часов в столовой был сервирован завтрак, приготовленный Паразаром, и мы принялись за него. Тряска была гораздо меньше, чем в железнодорожном салоне первого класса.
Дорога шла по левому берегу самого живописного из рукавов Ганга — Хугли, ниже разветвляющегося на бесчисленную сеть рукавов Сундербундской дельты. Вся почва этой местности состоит из наносов.
— Все, что вы видите перед собой в настоящую минуту, милый Моклер, — сказал мне Банкс, — отвоевано священной рукой у не менее священного Бенгальского залива. Это работа времени. Здесь, быть может, не найдется ни одной песчинки, которая не была бы принесена сюда водой Ганга с подножия Гималаев, легко может быть, что река грабила гору песчинка за песчинкой для напластания почвы этой провинции, где затем она проложила себе дорогу.
