Азиатская книга - Александр Михайлович Стесин

на 21‐м этаже, а там — раздолье, лес и луг, где смогут резвиться наши девочки, Соня и Даша, не говоря уже о близости к океану. К тому же госпиталь, где я работаю, находится там, на Лонг-Айленде, и я в кои-то веки смогу добираться до работы не по два часа в один конец, а за десять минут. Алка же будет работать из дому, смакуя новообретенную свободу удаленки. Но кто будет сидеть с девочками, следить за их онлайн-обучением (еще одно новшество, к которому с ходу не привыкнешь), пока Алка будет работать на своей удаленке, а я в больнице? Нужна хорошая няня с проживанием. Только где такую найдешь, да еще в предельно сжатые сроки? Мы обратились в одно агентство, в другое. Поговорили с несколькими кандидатами через вотсап. Что можно понять по такому собеседованию? Разве что совсем очевидное: от этой тетки с фиксами и прокуренным голосом лучше держаться подальше, от той с бегающим взглядом и путаной, то и дело меняющейся историей — тоже. Как в фильме «Миссис Даутфайр», где все потенциальные няни оказываются чудовищными фриками, пока не появляется персонаж Робина Уильямса. Увы, все сказки остались в предыдущей, доковидной жизни и ни на миссис Даутфайр, ни на Мэри Поппинс рассчитывать не приходится. Но в бесконечной череде кошмарных теток нам попалась милая субтильная девушка из Узбекистана. Очевидный минус: полное отсутствие русского и очень рудиментарное владение английским. Но, как гласит американская пословица, «попрошайки не могут быть привередами». Как-нибудь разберемся, объяснимся, либо она какой-нибудь язык выучит, либо мы. Иначе говоря, положение наше было довольно отчаянным. Переезд в дальние дали запланирован на ближайшую неделю, через две недели мы должны будем сдать ключи от съемной нью-йоркской квартиры, так что времени на поиски няни у нас не осталось. Пусть будет Садокат. В переводе с узбекского — «верность».

В предотъездные дни наши девочки были отправлены к дедушке с бабушкой в Коннектикут, а Садокат въехала в нашу полуразобранную квартиру, с тем чтобы помогать нам паковать вещи. В первый же день Алла позвонила мне на работу:

— Мне кажется, с этой Садокат каши не сваришь. Она за весь день запаковала три книги. А когда я попросила ее помыть холодильник, она расколошматила стеклянные полки, так что теперь нам за этот холодильник еще платить придется.

— Что значит «расколошматила»? Специально?

— Нет, случайно. Просто она чудовищная неумеха.

Вечером, когда я пришел с работы, по квартире плыл запах восточных специй. Это Садокат, пытаясь сгладить вину, приготовила нам дамляму[242] и лепешки. Заодно помыла всю посуду, на сей раз ничего не разбив, и сложила ее по-восточному: все миски и чашки перевернуты. После ужина, когда я по привычке начал было убирать со стола, меня остановили: хозяину дома, мужчине, не пристало мыть тарелки, это женская работа.

— Все это непривычно, конечно, но, по крайней мере, видно, что она старается.

— Да, — согласилась Алка, — но я, если честно, боюсь.

— Чего?

— Что она спалит дом или устроит потоп, а главное — что не уследит за девочками.

— Ну, если у тебя серьезные сомнения, давай скажем ей, что она нам не подходит. Ей же тоже нужно знать как можно скорее.

— Давай. Меня еще смущает, что она ни по-русски, ни по-английски толком не говорит. Мы с ней просто общаться не сможем, а уж девочки — тем более.

Несмотря на сложности с коммуникацией, мы успели узнать, откуда родом Садокат: из кишлака в Ургутском районе Узбекистана, на границе с Таджикистаном; из семьи табачных фермеров, старшая из троих детей. Вообще-то у них не принято, чтобы девушка училась в вузе, но отец у Садокат прогрессивный. Он разрешил ей поступить в Вестминстерский колледж в Ташкенте, а оттуда она по программе обмена попала в Америку. Проучилась здесь год и уже собиралась возвращаться домой, но тут, точнее, там случилась беда: ее младший брат рубил дрова, щепка попала ему в глаз. Повезли в Ташкент, там сделали операцию — неудачно. Занесли инфекцию. В результате глаз пришлось удалить. Через полгода удалось наконец добиться, чтобы ему поставили искусственный глаз. Все это, разумеется, отнюдь не бесплатно. Семья Садокат никогда не бедствовала, но оплачивать все операции в частных клиниках им сложно. Садокат решила задержаться в Америке, чтобы заработать денег, — благо ее студенческая виза позволяла ей оставаться в стране в течение трех лет. Работать не позволяла, но это не помеха: полстраны нанимает на работу нелегалов. Она проработала месяц уборщицей в гостинице, неделю — баристой в кафе, еще несколько недель — в магазине у бухарских евреев. Эта последняя работа оказалась самой тяжелой. Хозяева магазина — отец и сын. Сыну было лет пятьдесят, он был нервный, все время орал, даже на своего отца. Отцу — под восемьдесят. Он — «честный, но жадный». На все задирал цены. Помидоры по семь долларов фунт. Никто их не покупал. Они портились, и тогда он снижал цену до разумных пределов, но гнилые помидоры никто брать не станет. Сын обнаруживал партию сгнивших помидоров и орал сначала на Садокат, затем на старика, а затем снова на Садокат. Старик, в отличие от сына, никогда не орал. Он экзаменовал. «Садат, иди, дочка, сюда. Скажи, сколько это стоит? А это?» И попробуй только ошибиться.

Бедная Садокат! Вот и еще одна работа не выгорела.

— Прости, пожалуйста, мне очень неприятно это говорить… Но нам, по-видимому, все-таки придется с тобой расстаться. Ты очень хорошая. Просто мы с Аллой поняли, что нам нужна русскоязычная няня, иначе нам сложно.

Садокат не обижается. Улыбается, говорит успокаивающе:

— No problem. Я понимаю. Thank you for giving me a chance.

Теперь ей надо будет искать не только новую работу, но и жилье. Я говорю:

— Мы выезжаем из этой квартиры завтра утром, но наша аренда заканчивается только на следующей неделе. Если хочешь, можешь побыть здесь еще несколько дней, мы оставим тебе ключи. Или, наоборот, уехать с нами на Лонг-Айленд и пожить у нас там до тех пор, пока не найдешь себе квартиру.

Садокат предпочитает второй вариант. Ей будет страшно одной в пустой нью-йоркской квартире. Лучше она поедет с нами, поможет нам там распаковать все вещи и в течение двух-трех дней определится, что ей делать дальше. В Квинсе у нее есть знакомые, они помогут ей найти жилье. Два-три дня, не больше.

— Thank you, I am very lucky you are so kind.

Нет, повезло не ей, а нам. Это Садокат распаковала нам все вещи, предварительно устроив влажную