Тим Северин - Золотые Антилы
Моряки и некоторые джентльмены-авантюристы, в противовес ему, не склонны были так скоро расставаться с надеждами на золото. Выходы руд у водопадов Карони внушили этим оптимистам мысль, что они наконец добрались до мест, где испанцы собрали свои образцы золотоносной породы. Голыми руками и кинжалами англичане жадно откалывали каждый камушек, который на вид мог содержать следы золота, и победоносно несли свои трофеи к лодкам. Рэли, разумеется, разбил их надежды. Он готов был поверить, что настоящие жилы золотоносной породы скрываются в нескольких футах под землей, но его речной флот не прихватил с собой «шанцевого инструмента, буров, кувалд и железных клиньев», необходимых для раскопок madre del oro, или «матери золота», как выражался Рэли. Он предупреждал своих людей, что они даром тратят время, выскребая валяющийся на поверхности мусор. Но моряки не слушали его, и он едко заметил, что, «не имея опыта и знаний, они хватали все, что блестит, и нельзя было их убедить, что это дешевый блеск».
Тогда Рэли дал сигнал к возвращению с Карони и, вернувшись к селению Топиавари, последний раз побеседовал с хитрым старым вождем. Топиавари искусно воспользовался случаем, предложив англичанину в подтверждение предполагаемого англо-индейского альянса оставить гарнизон в пятьдесят солдат для защиты племени от испанцев. К большому смущению Рэли, множество безрассудных джентльменов-авантюристов немедленно вызвались остаться, и ему пришлось сдерживать их энтузиазм. Он решительно заявил, что не может пожертвовать ни людьми, ни оружием и порохом, которые требовались для исполнения этого плана. В качестве довольно жалкой замены он предложил взять сына Топиавари с собой в Англию и выучить его на переводчика для будущих переговоров между англичанами и индейскими племенами[3]. В конце концов Рэли все же позволил двум англичанам остаться в Гвиане. Это были Фрэнсис Спарри и Хью Гудвин: должно быть, они обладали незаурядной отвагой и уверенностью в себе, если согласились, чтобы их оставили — бросили будет ближе к истине — почти в трехстах милях от устья Ориноко дожидаться возвращения Рэли в неком неизвестном будущем. Оба добровольца сознавали, сколь велик риск. Они оставались целиком на милость индейцев; испанцы наверняка попытались бы захватить их как шпионов, а в плену их ожидали бы пытки, тюрьма и, возможно, казнь. К тому же им пришлось бы жить на индейской пище, отказаться от всех преимуществ европейского образа жизни и одежды, переболеть самыми разными болезнями тропиков и притом без твердой уверенности, что Рэли когда-нибудь сумеет за ними вернуться. И готовность встретить лицом к лицу эти грозные опасности служит примечательным примером пресловутого духа авантюризма елизаветинской эпохи.
Хью Гудвин был почти мальчик. Ему поручили жить среди индейцев, изучая их язык и обычаи, и он, в сущности, оставался заложником за сына Топиавари. Между тем Фрэнсису Спарри была доверена более важная роль: он должен был узнать, есть ли хоть какая-то истина в рассказах о том, что город Золотого человека лежит по ту сторону гор. На одного человека, пожалуй, взвалили слишком большую ношу, но Спарри сочли вполне пригодным для исполнения столь безумной миссии. Он был взят в экспедицию на роль слуги и клерка, и выбрали его для этого поручения именно за умение читать и писать. Предполагалось, что если индейцы станут проводниками, он сумеет пройти сквозь джунгли к горам, остановившим де Беррио, и, возможно, найдет дорогу к Золотому городу, если таковой существует. Вступив в этот город, Спарри должен был потихоньку высмотреть все, что можно, сделать зарисовки расположения и укреплений и приготовить для Рэли полное разведывательное досье. Затем ему полагалось, выбравшись из города, вернуться на Ориноко. Если бы Рэли к тому времени не возвратился, Спарри предстояло самому пробираться к побережью. Постаравшись не попасть в руки испанцев, он должен был привлечь внимание первого проходящего английского корабля и вернуться в Англию.
План был совершенно абсурдным. Даже если бы Спарри удалось найти дорогу к городу Эль Дорадо, в нем бы сразу распознали чужака и шпиона. Он не говорил ни на одном из индейских диалектов, так что ему было бы чрезвычайно трудно сговориться с проводниками. В том почти невероятном случае, если бы он вернулся с гор Гвианы, открыв тайну, для него оказалось бы практически невозможным связаться с английским кораблем прежде, чем испанцы спохватились бы и поймали его. В самом деле, при таких обстоятельствах Спарри мог считать великой удачей, если бы ему довелось снова увидеть Англию, и неудивительно, что возвращение его оказалось совсем не таким, на какое он надеялся. Вскоре после того, как Рэли покинул Ориноко, испанские колонисты на Маргарите прослышали о двух англичанах, поселившихся с индейцами, и немедленно отправили отряд для поимки чужаков. Бедняга Спарри, наугад блуждавший по джунглям в поисках мифического Эльдорадо, попался отряду переодетых индейцами испанцев и был увезен в Маргариту. Здесь его подробно допросили, после чего кораблем отправили в испанскую тюрьму. Пробыв шесть лет в заключении, он наконец сумел передать весточку о своей беде, и английские власти решили выторговать ему свободу. Однако он, естественно, ничего не смог рассказать о таинственном городе Эль Дорадо, так что в конце концов опубликовать краткий отчет о перипетиях его безнадежных поисков Золотого человека предоставили преподобному Сэмюелу Парчесу, издававшему сборники рассказов о путешествиях.
Юному Хью Гудвину повезло несколько больше. Мальчик отлично поладил с индейцами и вскоре завоевал у них такую популярность, что, когда испанцы явились его искать, для них состряпали историю, будто англичанина убил и съел ягуар. Как видно, испанцы поверили, поскольку прекратили поиски, и Гудвин мог отныне спокойно жить среди своих защитников. Со временем юноша настолько адаптировался к местной жизни, что, когда его наконец, спустя двадцать два года, отыскал Рэли, Гудвин, подобно Хуану Мартинесу, почти забыл родной язык и оказался скорее диковинкой, чем полезным приобретением.
Когда английская экспедиция повернула домой, течение Ориноко помогало гребцам. И хорошо, что так, потому что уровень воды опасно поднимался, на несколько футов в день, и трудно было выбрать безопасный путь на могучем разливе. К тому же половодье несло большие груды плавника, с цельными стволами, которые походили на тараны. Водовороты и перекрестные течения требовали для управления лодками большого искусства. Угроза разбить днище о каменистые берега или столкнуться с крутящимися и подскакивающими на волнах бревнами была вполне реальной. Править лодками было тем труднее, что из-за сильного перегруза они стали неустойчивыми, да еще полили проливные тропические ливни. Два-три раза в день с неба со всей яростью тропической грозы обрушивались потоки воды, и струи, словно выброшенные гигантским брандспойтом, закрывали горизонт. За несколько секунд люди и припасы промокали до нитки, а лодки заливало так, что вода поднималась выше колен. Когда ливень кончался, становилось немногим лучше, потому что влага висела в воздухе, промокшая одежда липла к телу, а дождевая вода, смешиваясь с потом, капала на уключины.
