Жюль Верн - Путешествие в Англию и Шотландию задом наперед
— Мистер Бриндсли, — властным голосом остановил его президент, — вы не можете выйти, не спросив на то моего позволения!
— Почему? — возразил тот.
— Потому, что я председательствую на этом собрании, и, следовательно, любая подобная просьба должна быть обращена ко мне.
— Да будь я проклят, если сделаю это! — возмутился вице-президент.
— Вы упорствуете в том, чтобы выйти, несмотря на мой запрет?
— Я упорствую в том, чтобы выйти, и выхожу!
Сотрапезники спокойно ожидали исхода стычки.
— Внимание! — оживился Жак. — Мы присутствуем при демонстрации английских нравов!
В тот момент, когда мистер Бриндсли открывал дверь, сэр Джон Синклер произнес спокойным голосом:
— Мистер Бриндсли, не будет ли вам угодно снять сюртук?
— Очень даже угодно, — ответил тот. — Речь идет о боксе, не так ли?
— Вы прекрасно меня поняли.
Тут же стол был отодвинут, и высвободилось достаточное пространство для поединка. Официанты, привычные к такого рода церемониям, тщательно заперли двери. Секунданты вышли поближе к бойцам, а те, в свою очередь, стали приближаться друг к другу, выставив один кулак для атаки и поставив другой в позицию защиты.
— Дьявол, — прошептал Жонатан, — дело принимает дурной оборот!
— Да нет, это их манера оживлять ужин!
Раздалось несколько сильных ударов. Те, которые были парированы рукой, звучали сухо, другие же разукрасили физиономии бойцов. Зрители обсуждали схватку и уже заключали пари об исходе поединка. На эту тему завязались оживленные дискуссии, слышались крики: «Ура, ура! Гип! Гип!» — и группки, вначале мирные и спокойные, начали приходить в возбуждение, носящее зловещие симптомы. В этот момент мистер Кеннеди подошел к французским путешественникам:
— Поостерегитесь, свалка обещает стать всеобщей, тогда и вам придется поработать кулаками.
— Благодарю покорно, — ответил Жонатан. — С меня хватит. Не имею ни малейшего желания потерять глаз.
— Однако, Жонатан, чтобы лучше вникнуть в английские нравы…
— Ты как знаешь, Жак, а я лучше ретируюсь.
— Но мой добрый Жонатан, мы — французы. На чужбине каждый француз представляет Францию; мы не можем бежать… Кроме того, дверь заперта!
— У меня идея, Жак! Действуй, как я, и мы выпутаемся.
Потасовка действительно становилась массовой. У президента, если говорить на английском боксерском жаргоне, «сопило» было сильно повреждено, а у вице-президента несколько зубов сломано в «ловушке для картошки». Шум нарастал. Сам почтенный Джо Кеннеди получил хороший удар в глаз, и «кларет» тек отовсюду, когда вдруг погас свет. Это Жак и Жонатан ловко повернули газовые краны и скрылись под прикрытием темноты, хотя и успели получить пару добрых тумаков, давших им точное представление о мощи британского кулака.
Глава XVII
НОЧНОЙ КОНЦЕРТ
— А теперь, — сказал Жонатан, когда они очутились наконец на улице, — в гостиницу!
— И быстро, поскольку я не уверен, что почтенные господа поймут нашу шутку. В обществе не принято портить всей компании удовольствие от приятного вечера.
— Ну, что касается встречи с нашими любезными сотрапезниками, мой дорогой Жак, так это маловероятно — мы уезжаем завтра.
— Но как же добрейший мистер Кеннеди? Мы должны по меньшей мере нанести ему визит «пищеварения»!
— Дружище, визит «пищеварения» наносится тогда, когда можно спокойно заняться означенным пищеварением, а это не тот случай! Так что вернемся в гостиницу, и прощайте, мистер Кеннеди, мистер Бриндсли и сэр Джон Синклер! Лично мне не терпится очутиться в Шотландии. Мелодия, музыкальное вдохновение покинули здешние края, и я смогу найти их не раньше, чем мы окажемся в королевстве Фингала.
Не успел Жонатан закончить фразу, как послышались звуки каватины из «Трубадура» «Quel suon, quelle preci solenni»[108]. Несчастный оборванец усердно дул в медный, покрытый толстым слоем зелени корнет-а-пистон, играя злополучный отрывок на углу площади Сент-Джордж-Холл.
— Есть отчего повеситься, — заметил Жак. — Так дуть в эту углекислую медь!
— А главное, в таком воздухе! — дополнил Жонатан.
И туристы, преследуемые варварской музыкой, вошли в «Королевскую гостиницу». Это было истинным наслаждением — лечь наконец на настоящие кровати, с широким белым пологом на четырех колоннах, как в средние века, хотя поначалу хлопковые, сшитые в форме мешка простыни и вызвали у них довольно неприятные ощущения. В Англии кровати занимают бóльшую часть комнаты; оставшегося пространства едва хватает, чтобы можно было повернуться, и порой приходится открывать окно, чтобы вдеть руки в рукава рубашки. Туалеты там высокие и просторные, с фаянсовыми аксессуарами гигантских размеров; в гостинице обязательно имеются специальные низкие столики, предназначенные для дорожных сундуков. Такого типа гостиницам не чужд некоторый комфорт, не вяжущийся с простыми хлопковыми занавесками и заштопанными коврами. А та, в которой остановились молодые путешественники, была, видимо, довольно респектабельной, если судить по ценам в прейскуранте — пять шиллингов за ночь.
Усталые путешественники мгновенно уснули. Однако вскоре их сон был прерван криками, точнее, воплями с улицы. Пять или шесть молодых еще женщин бранились и дрались прямо под их окнами. Впрочем, никто на это не обращал внимания; ни один постовой и не думал вмешиваться; наверное, дамы оспаривали друг у друга какого-нибудь запоздалого прохожего. Самая молодая из них, весталка[109] не по своей воле, если верить ее словам, сделала довольно курьезное замечание. Но латынь со всеми своими вольностями не в силах передать его здесь, и даже греческий недостаточно смел для этого.
Бурная сцена продолжалась довольно долго. Жак, проклиная все женское племя, сумел-таки вернуться в царство Морфея[110], но тут его сон вновь был прерван чудовищными звуками трубы. Пытаться заснуть было свыше его сил. Жак встал, открыл окно, высунулся наружу и увидел прилично одетого господина в фиакре, играющего на тромбоне. Длинная кулиса инструмента торчала из окна фиакра. Английский меломан таким образом забавлялся, объезжая в одиночестве площадь Сент-Джордж-Холл, и, надо отдать должное его мощным легким, услаждал слух обитателей всего квартала «Ricordatti»[111] из «Трубадура». Причем каждый раз как по мере продвижения фиакра раструб его инструмента поворачивался к «Королевской гостинице», этот кошмарный «Ricordatti» разражался жуткими нотами.
— Ну почему все время «Трубадур»? — простонал Жонатан.
