Тим Северин - Дорогами Чингисхана
Нас с Полом накормили самыми вкусными кусками мяса зарезанной до этого овцы и показали, как стреножить лошадь, обвязав поводья вокруг ее передних ног. Для этого нужно было присесть на корточки возле животного, подвинуть передние ноги поближе одну к другой, а потом взять свободный конец сыромятных поводьев и дважды закрутить вокруг ног лошади, чтобы они оказались связаны на расстоянии примерно четырех дюймов друг от друга (10 см), и наконец завязать специальный узел, который при необходимости можно быстро развязать. Как у моряков, умеющих завязывать свои хитроумные узлы, у каждого погонщика имелся особый способ стреноживания коня. Один за другим они показывали свои варианты, и каждый настаивал, что его метод — самый лучший, и все смеялись над нашими неловкими попытками, а мы все больше и больше запутывались от такого обилия совершенно разных способов. В степи, говорили нам, не найти дерева или куста, к которому можно привязать лошадей, когда мы остановимся на привал. А если коню удастся убежать, то на пути он не встретит никаких преград. Теоретически, как я подсчитал, если в Монголии лошадь понесет, то она может проскакать путь, равный расстоянию от Лондона до Рима, не встретив на пути ни единого препятствия, которое могло бы ее остановить.
Пол в последний раз ездил верхом в детстве, и, хотя я его и предупреждал, было заметно, какое потрясение вызвало у него знакомство с монгольским седлом. С виду конструкция не обещала ничего приятного: передний и задний концы этого очень узкого и высокого деревянного седла резко поднимались; оно напоминало седла, обнаруженные в захоронениях китайских императоров. Погонщики очень гордились личными седлами — это были произведения искусства. Седла покрывали красным бархатом, окрашивали резные деревянные детали — чаще в ярко-оранжевый цвет — и за большие деньги заказывали серебряную отделку, а также гвозди с крупными шляпками искусной работы. Шляпки гвоздей, два дюйма шириной и дюйм в высоту, располагались примерно там, где бедра наездника касаются седла, и скакать в таком седле было бы мукой для всякого, кроме монгольских пастухов, проводящих всю жизнь в седле и натренировавших этим свои ягодицы. Конечно же, такие замечательные седла не полагались неопытным членам экспедиции и творческим людям из города. Им приходилось пользоваться обычными казенными седлами, представлявшими собой две стальные дуги, укрепленные на деревянном основании; все покрывал тонкий слой кожи. В таком седле было ничуть не удобнее, чем в седле традиционной конструкции.
Я догадался захватить с собой то самое седло, в котором скакал по маршруту крестоносцев, и теперь это произвело сенсацию. Казалось, я принес невероятную диковинку. Пастухи никогда прежде не видели таких седел и, когда я отвернулся, унесли его и стали примерять на послушную лошадку. Европейские подпруга и стремянные ремни настолько не похожи на оснастку монгольского седла, что пастухи сняли все ремешки и попытались собрать седло по-своему. Через пять минут лошадку оседлали, закрепив седло одним стремянным ремнем, а второй ремень затянули вокруг живота наподобие второй подпруги, на монгольский манер. Когда я показал, как полагается пользоваться таким седлом, все погонщики по очереди испытали его, проехавшись по лагерю туда и сюда и широко улыбаясь.
Наконец, пока все еще сохранялось достаточное естественное освещение, все мы — погонщики коней, представители партии, кандидаты на участие в экспедиции, художники — выстроились, будто футбольная команда, чтобы Пол снял нас на память. В центре композиции, там, где обычно держат футбольный мяч, располагалась первая бронзовая табличка работы Герела, поставленная вертикально на том месте, где в будущем она будет установлена в честь первого шага, совершенного Чингисханом на пути, который хан проделал, чтобы стать «властелином мира».
Глава 4. Арат
Первая задача, которую предстояло выполнить на следующее утро, состояла в том, чтобы выбрать лошадь, на которую будет навьючен груз: палатки нашей экспедиции, запасное кинооборудование и походная печка с металлической трубой, разбирающейся на три части, а вдобавок оставшиеся окровавленные куски ягнятины. Пастухи привели еще полдюжины лошадей, поэтому было из чего выбирать, и, конечно же, навьючить наше снаряжение решили на самую выносливую.
К сожалению, она оказалась также совершенно непослушной и упрямой, кроме того, прежде она никогда не использовалась в качестве вьючного животного. Пастухам удалось просунуть ей между зубами металлические удила и накинуть на голову уздечку, но лошадь никак не позволяла себя оседлать. Она вставала на дыбы и бросалась вперед. Невозмутимый Дампилдорж, старший погонщик, набросил на верхнюю губу лошади петлю из поводьев, сделанных из сыромятной кожи, и туго затянул. Он оттягивал губу животного до тех пор, пока лошадь не стала напоминать длинномордого тапира, — ремень сжимал губы, действуя, как кольцо в носу, которое используют кузнецы в западных странах, когда нужно подковать непослушную лошадь. Но сильная полудикая монгольская лошадка все еще готова была за себя сражаться и бросалась из стороны в сторону, стараясь высвободить голову.
Тогда пастухи надежно ее стреножили. Сыромятный ремень был накинут на обе передние ноги, поставленные близко друг к другу, а в третью петлю ремня завязали одну из задних ног. Но и связанная, лошадь не желала подчиниться и яростно взбрыкивала и натягивала поводья. Тогда два монгола тихонько подошли к ней с обеих сторон и внезапным движением, каким иногда пытаются поймать муху на лету, каждый схватил животное за одно ухо. Затем они потянули уши вниз и скрутили, так что несчастной жертве пришлось совсем несладко, и теперь, когда и голова, и ноги были зафиксированы ремнями, она стояла уже достаточно смирно, и подпругу седла удалось подтянуть. После этого на лошадь очень быстро навьючили груз и закрепили веревками.
Теперь все было готово. Державшие животное за уши и тот, кто натягивал ремнем губу, выпустили свою жертву и отскочили 6 стороны. Разъяренная и перепуганная, лошадь решила спастись бегством и сделала большой скачок, забыв, конечно же, о том, что стреножена. Когда лошадь первый раз скакнула со всего размаха, ее прыжок прервался на полпути, и она мордой вниз грохнулась наземь, а я содрогнулся при мысли о том, что стало с несчастным животным и с хрупкими вещами во вьюках. К моему изумлению, лошадь снова вскочила на ноги — ей не помешали ни навьюченный груз, ни ремни на ногах — и снова попыталась галопом рвануть вперед. И еще раз чудовищным образом рухнула на землю. После этого лошадь с трудом поднялась и угрюмо встала на месте. Погонщик осторожно протянул руку и распустил ремни, связывавшие задние ноги. Лошадь повели вперед, но тут она обнаружила, что может скакать по-заячьи, и опять попыталась сбросить груз, на сей раз уже намеренно бросившись наземь и принявшись валяться. Погонщик тычками заставил ее подняться, и животное, почти ошалевшее, встало. Дампилдорж потянул за веревку, и наполовину покорившаяся лошадь запрыгала вперед. Еще через десять ярдов животному развязали ремень на передних ногах, и теперь в нашем распоряжении была вьючная лошадь, правда, очень сердитая.