Владимир Санин - Белое проклятие

— Держись, красавица!

С перекошенным от ужаса лицом, изо всех сил тормозя палками, полная девица влетает на бугор и, как птица с перебитыми крыльями, тяжело хлопается в снег. Любой чайник превосходно усваивает, как надо разгоняться, единственное, чего он не умеет, — это вовремя остановиться.

Склоны буквально пронизаны солнцем, лучи отражаются от белого снега, жарят — в Сочи так не сгоришь. В стороне от трасс, там, где снег подтаял, на разогретых черных камнях загорают «горнопляжники», проносятся бронзовые девочки в купальниках, мальчики в плавках, оглушительно гремят транзисторы — праздник жизни на склонах! Голубое небо, яркое солнце, ослепительный снег и черные камни — никакого кино не надо.

— Обрати внимание на скульптурную группу, — говорю я, — лично товарищ Петухов в окружении подхалимов. На нем тысяч пять, не меньше.

— Так много? — сомневается Надя.

— Можем прикинуть: «россиньолы» с петухом на стреле — девятьсот рублей, ботинки «Саломоны», с креплениями три семерки — супер! — семьсот рублей, итальянский эластик на пуху тянет на две с половиной, не меньше, плюс японские перчатки «Для красивых мужчин», палки, очки с двойными фильтрами…

— Ты обещал с ним поговорить, — напоминает Надя. — Может, спустимся и подойдем?

— В этом свитере и в штанах новочеркасской фабрики? Да товарищ Петухов и узнать меня не захочет!

Мы плывем по канатке, беседуя на эту тему. Мы завидуем, у нас никогда не будет такого снаряжения, у меня, во всяком случае; Надя — та, если пожелает, может продать машину, деньги на которую копила семь лет, а что могу продать я? Жулика? Осман за него готов выложить тысячу, да я этого сквернослова и за десять не отдам. Правда, мама все собирается из каждой получки откладывать по десятке на лыжи ребенку, но почему-то так получается, что к получкам мы выходим на нуле.

С горнолыжным спортом за какие-то пятнадцать — двадцать лет произошла удивительная метаморфоза: из обычного и ничем не примечательного он превратился в самый дорогостоящий и престижный. Монти Отуотер объясняет это переворотом в производстве лыж, одежды и, главное, бурным строительством подъемников, что сделало склоны доступными широкой публике. Наверное, так оно и есть. Лыжи, на которых мы начинали, теперь и на пацанах не увидишь — дрова; лыжи нынче делают из пластика, с металлической окантовкой, для каждого вида троеборья и каждого состояния снега — разные; костюмы эластичные и на пуху, невесомо легкие, отталкивающие влагу и очень теплые, а крепления — вообще верх совершенства: когда эл сует в них ботинок и тот с мгновенным щелканьем закрепляется, лично я бледнею от зависти. Особенно хороши французские крепления, они почти что гарантируют от травм. Из-за чего чаще всего случаются травмы? Падая, ты катишься по склону, цепляя лыжами за снег и камни, — вот тебе и вывих, перелом ноги; а на тех креплениях мгновенно срабатывает автоматика, и лыжи отлетают. А двухслойные ботинки, снаружи жесткие, пластиковые, а внутри из специального материала, принимающего форму ноги?

Так что дорогое снаряжение совсем не прихоть, без него нынче хороших результатов не покажешь, лучше в соревнования и не суйся. С таким можно позволить себе и скорость развить, какая раньше и не снилась (сто километров в час на скоростном спуске сегодня и середнячок сделает), и глубокий вираж заложить, и рискнуть на крутом склоне, а ведь вся прелесть горнолыжного спорта — именно в скорости и в риске, в неповторимом ощущении свободного скольжения, когда ты, не задумываясь, вписываешься в повороты, и тело твое, будто запрограммированное, интуитивно выбирает лучший вариант!

— Хорошо идет, — я уже так не сумею, — говорит Надя.

Лихой парнишка — да это же мой Вася Лукин! — обходит одного, второго… сейчас врежется!.. нет, проходит между двумя чайниками, как через ворота!.. поворот прыжком, еще один через бугор — и в низкой стойке несется вниз. Молодец Васек, хотя скорость развил не по чину, свободно мог вылететь на камни. Внизу его приветствуют овацией.

— Видишь? — торжествует Надя. — Пусть здесь встречают по одежке, зато провожают по классу!

Я согласно киваю. Настоящая, подлинная элита Кушкола — это спортсмен, мастерством которого любуются все, будь на нем даже стираный тренировочный костюм и взятые напрокат самые обыкновенные лыжи.

Надя катается и загорает, а мы с ребятами осматриваем шурфы, куда заложен в ящиках аммонит. Детонаторы Осман поставит в последний момент. В три часа дня канатка прекращает работу, склоны опустеют — и прощай, четвертая, до нового снегопада.

К нашему возвращению Лева кладет на стол сводку погоды: синоптики снова обещают циклон, третий раз за неделю, черт бы их побрал, ветродувов! Общее мнение — не верить, тем более что в прогнозе имеется любимое словечко всех синоптиков: «возможен». Чтобы я не передумал, Олег торопливо докладывает, что научное оборудование к спуску четвертой готово. Там, внизу, где при сходе лавины образуется лавинный конус, мы установили стальную мачту с датчиками, которые по замыслу должны фиксировать силу удара лавины. Замысел сам по себе превосходный, но датчики никуда не годятся, и большее доверие я испытываю к гениальному изобретению Олега: к трехдюймовой доске, в которую шляпкой всобачен гвоздь. Лавина бьет по доске, острие гвоздя вонзается в специальную подставку, и в зависимости от глубины, на которую оно вонзилось, определяется сила удара. Изобретение, достойное нашего термоядерного века.

Вместе с Хуссейном, за которым я послал Рому, приходит Измаилов, начальник канатной дороги. Ему нужна бумага, в которой будет написано, что взрывом не повредит опоры и трассы. «Финансовый план! — важно задрав палец, поясняет он. — Я нэ перестраховщик, лавина — твое дело, план — мое дело, пиши бумагу». У меня даже во рту становится противно — так не хочется сочинять эту бумагу. В прошлом году, взрывая четвертую, мы переборщили с аммонитом и изуродовали трассу специального слалома — как раз за неделю до первенства «Буревестника». Ну, к первенству трассу восстановили, но нас долго клеймили и осыпали мусором, и, что хуже всего, Измаилов приказал лавинщиков бесплатно не поднимать — пусть платят деньги. Тогда еще Мурат Хаджиев меня любил и приказ отменил, но предупредил, что в следующий раз…

Морщась и отплевываясь, я сочиняю бумагу, и Измаилов уходит победителем. Совещание открывается. Если наши расчеты правильны, то четвертую сорвет полностью. Однако есть опасение, что от взрыва могут прийти в движение непуганые лавины на западных склонах Актау, где лыжных трасс нет, но внизу могут оказаться дикари-одиночки и ищущие уединения влюбленные из соседних турбаз. Поэтому главная задача — оповещение и контроль, который возлагается на Хуссейна и его абреков. Взрыв назначается на шестнадцать ноль-ноль.