Роальд Потапов - Неведомый Памир
Время близилось к пяти часам, надо было торопиться. Долина за ущельицем была почти точной копией чечектинской, только еще более пустынной. Примерно с 4 тысяч метров кончились боковые притоки, и дальше вниз речка текла, постепенно теряя воду, просачивавшуюся сквозь рыхлый шлейф наносов, по которому пролегало русло. Обычно такие речки не доносят своих вод даже до выхода в основные долины, но сейчас был июль — разгар летнего таяния снегов, и воды было много.
Идя вдоль потока, я вышел, наконец, в долину Акбайтала и к шести часам вечера добрался до Памирского автотракта. Поток, нырнув под недавно отстроенный мостик, побежал дальше, и я видел отсюда, что он достигает-таки русла Акбайтала. Правда, здесь он был раза в три меньше, чем при выходе из долинки.
В ожидании попутной машины я сидел у обочины, рассматривая исписанные страницы дневника и расшифровывая наиболее «стенографические» записи.
Маршрут сегодня был сравнительно легкий — не велся отстрел птиц, а он всегда задерживает. Был пройден на значительном участке субнивальный пояс, осмотрены два ледниковых цирка, и опять нигде и следа не было красного вьюрка, крупного гималайского вьюрка, почему-то особенно волнующего воображение орнитологов (есть сведения, что он хоть и нерегулярно, но гнездится на Памире). В общем, все как обычно. Конечно, двуглавый наконечник стрелы или карабкающийся перед самым носом снежный барс — такие вещи случаются не каждый день.
Но право же, всякое вновь найденное гнездо, подсмотренная сценка из дикой жизни, неожиданное объяснение бывшего до того загадочным явления — все эти обычные эпизоды ежедневной работы натуралиста не менее интересны и значительны, чем встреча с барсом, и эти небольшие открытия — неотъемлемая часть каждой обычной памирской экскурсии…
Вдали показалось облачко пыли. Шла машина. Уложив дневник в карман штормовки, я встал и привычным жестом поднял руку.
Горные гуси
Стоял тихий, ясный сентябрьский день. Машина осторожно пробиралась по плоской террасе над долиной Аличура, стремясь как можно ближе подойти к озеру. Мы стояли в кузове и поглядывали по сторонам, подыскивая место для лагеря.
Озеро Яшилькуль — одно из красивейших на Памире. Образовалось оно так же, как и Сарезское: громадный обвал перегородил долину, и вода стала затоплять ее; это продолжалось до тех пор, пока через завал не выработался устойчивый сток. Озеро как бы разрезало некогда единую реку на две части. Верхняя часть, впадающая в озеро, называется Аличур, а нижняя, вытекающая из озера, прорывается дальше к Пянджу под именем Гунт.
Площадь озера — сорок восемь квадратных километров, но глубина его невелика; только в западной части, у завала, она превышает пятьдесят метров. Арабские надписи, выбитые на скалах над озером и расшифрованные совсем недавно, позволяют предположить, что обвал произошел до XIII века.
Благодаря небольшой глубине вода в Яшилькуле хорошо прогревается, и органическая жизнь озера очень богата. Здесь много рыбы, больше, чем где-либо на Памире. Время от времени даже организуется промысловый лов.
Озеро было уже близко — его голубая поверхность красиво сочеталась с красноватыми оттенками крутых горных склонов, падающих прямо в воду. И только восточный берег, там, где к озеру подходит долина Аличура, был плоский. Какая-то странная белая полоса протянулась вдоль самой кромки этого берега — не то хлопья пены, оставшиеся после сильного шторма, не то выпаренная соль. Но озеро-то пресное, да и на пену это мало похоже. Наше недоумение кончилось, как только стих шум мотора: в уши ударил далекий, но, тем не менее, мощный, нестройный гогот большой массы гусей. Мы схватились за бинокли. Странная белая полоса вдоль берега оказалась громадным скоплением горных гусей, рассредоточенным по прибрежному мелководью. Дальше от берега вся вода была, как подсолнечной шелухой, усыпана темными точками — это кормились на мелководье красные утки — огари (по-киргизски ангыры).
Я вообще впервые видел горных гусей в природе, а тут еще такое множество! Было от чего разволноваться. Добыть эту птицу для коллекции было совершенно необходимо. Охотничий азарт охватил и остальных. Мы быстро установили палатки, разгрузили и отправили машину, а сами, похватав ружья, устремились вниз, к озеру.
Очень скоро нам стала очевидна вся безнадежность нашего предприятия. По совершенно открытому месту нечего было и думать подобраться к осторожным птицам даже на выстрел из малокалиберной винтовки. Короткая трава пойменного луга не давала никакого укрытия. Тем не менее, мы все же попытались подползти к стаду, но были очень скоро обнаружены. Птицы поднялись со страшным шумом и отлетели метров на пятьсот от берега. А вечером, как только зашло солнце, гуси, стая за стаей, с озабоченным гоготаньем потянулись вверх по долине Аличура на ночную кормежку. Но улетели далеко не все. Чуть ли не половина их осталась кормиться на том же прибрежном мелководье. Тут-то я и решил попробовать подойти к берегу ночью, залечь в засаду и подстрелить гуся, как только станет достаточно светло.
Когда совершенно стемнело, я взвалил на плечи спальный мешок и под покровом ночи стал потихоньку продвигаться к гусиному берегу. Главная трудность состояла в том, чтобы не вспугнуть по дороге крикливых ангыров, в большом количестве кормящихся по бесчисленным лужам и старицам, заросшим осокой. Такие лужи я обходил стороной. Все же одну из них я прозевал и ввалился прямо в воду. В ту же секунду буквально у меня из-под ног с отчаянным криком взвились два ангыра, мирно набивавшие там свои зобы. Я упал в траву. С ближайшей лужи, громко хлопая крыльями, взлетело еще штук пять ангыров, и я уже, дрожа от досады, думал, что ночной скандал будет разрастаться, как снежный ком, пущенный с горы. Но нет, дальше дело не пошло. Потревоженные ангыры, обиженно постанывая, улетели прочь, и вновь восстановилась тишина.
В полночь я добрался, наконец, до берега, преодолев последнюю сотню метров ползком. Вдоль берега тянулся невысокий бугор, поросший жестким тростником. Здесь я и замаскировался, забросав мешок старой травой. Впрочем, выгоревший на солнце буровато-зеленый чехол мешка сам по себе был отличной маскировкой. Затем оставалось залезть в мешок и ждать.
Гуси были где-то рядом. Они шумели и плескались на отмели прямо передо мной, переговаривались вполголоса и иногда даже ссорились. Но как я ни напрягал зрение, разглядеть ничего не удавалось. Небо было чистое, ночь холодная и тихая. Ослепительное сверкание мириад звезд создавало впечатление хорошей освещенности, но на самом деле тьма была хоть глаз выколи.
