Юрий Рост - Эверест-82
На следующий день за завтраком появился довольный Санам и подал еду мне первому, держа миску двумя руками — особый знак почтения. Евгений Игоревич, которому раньше постоянно первому подавали блюдо, спросил:
— Это что, Свет получает гонорар?
Я в ответ пошутил:
— Я предупредил Санама, что если не будет меня обслуживать первым, то зуб вставлю обратно.
Дни проходили быстро, наполненные делами, связанными с восхождением. Все выходящие группы имели с собой небольшие аптечки.
6 апреля на вечерней связи я обратил внимание на то, что говорил не руководитель группы Слава Онищенко, а Валера Хомутов. От базы говорил Тамм. Я попросил:
Узнайте, почему на связи не Слава.
Хомутов ответил:
Онищенко охрип, ему трудно говорить.
Меня как-то насторожило, что со мной не советуются по поводу лечения Славы, но он все-таки сам врач и, наверное, сам в себе разбирается.
Назавтра, 7 апреля, на связи с утра опять Хомутов. Опять у Славы хрипота. 8-го начали спуск вниз. Шел он сам, дышал кислородом. Из-за непогоды шли медленно и к вечеру пришли в лагерь I. Состояние не улучшилось, и только тогда группа сообщила, что уже 6 апреля на высоте 7300 окружающие заметили неправильность в поведении Славы и нарушение координации движений. Поэтому он сам и не выходил на радиосвязь. 8 апреля, расценивая его состояние как тяжелое, Голодов решил ввести ему внутримышечно эфедрин и коргликон. В ночь на 9 апреля Ю. Голодов, не советуясь, сделал инъекцию лазикса. За ночь состояние ни капли не улучшилось. К счастью, Слава нашел в себе силы передвигаться самостоятельно, где со страховкой, где с поддержкой под руки, и благодаря этому к вечеру удалось преодолеть весь ледопад и в сумерках прийти в базовый лагерь.
Еще издали было видно, что человек идет буквально на последнем вдохе. Он покачивался, ноги были непослушными, голова, казалось, вот-вот упадет на грудь. Весь спуск он получал кислород по 2 литра в минуту.
Привожу запись из медицинского журнала: «9 апреля 19 час. Базовый лагерь. Онищенко. Т 36,8 °C. Общее состояние очень тяжелое. На вопросы отвечает с трудом. Губы розовые. Кисти рук холодны. Зрачки равномерные, 2 мм в диаметре, реакция на свет живая, глазные яблоки плавают, очень вял, сидя сразу засыпает. Сознание затемнено. Черепно-мозговые нервы без видимой патологии. Пальценосовая проба положительная. Подробный неврологический осмотр провести не удается из-за наступившей темноты и с нею холода. Пульс на лучевой артерии нитевидный, столь слабый, что не сосчитывается, на плечевой — 120 уд/мин., ритмичный. АД 50/0. При осмотре засыпает, отнимает руку и прячет в спальный мешок. Сердечные тоны глухие, в легких хрипы не прослушиваются. Заключение: горная болезнь с нарушением периферического и мозгового кровообращения».
Спустилась ночь. Темно и холодно. Я решил положить Славу в столовой, потому что было ясно - предстоит серьезно поработать. Состояние стало столь тяжелым за несколько дней, что одной-двумя инъекциями из такого состояния выйти не удастся. Нужно провести внутривенное введение целого ряда сильнодействующих средств и растворов, чтобы нормализовать периферическое кровообращение и увеличить объем циркулирующей крови.
Все готовы помочь. Я превратился в дирижера, мой взгляд и мысли ловят на лету, все чувствуют напряженность ситуации, и я кратко даю распоряжения: зажечь две керосиновые лампы; убрать со стола, унести посуду; двум помощникам чисто вымыть руки; полиэтиленовый пакет с кровозаменяющим раствором держать за пазухой, чтобы согреть.
Во избежание толчеи и суеты прошу лишних выйти, но стоять рядом с палаткой на случай необходимости. Так быстро сложилась бригада для проведения интенсивной терапии.
Тамм делает на пологе палатки подвеску для капельницы, Коваленко крепко держит руку Славы, который подсознательно все время пытается спрятать ее в спальный мешок. Я ввожу толстую иглу в локтевую вену, и мы начинаем вливать. За несколько часов введено 500 мл. 5 %-ной глюкозы с норадреналином и строфантином, 500 мл. неогемодеза с витаминами.
К 3 часам ночи состояние значительно улучшилось. Руки стали теплыми, пульс на лучевой артерии хороший, артериальное давление 110/60 мм. ртутного столба. У Славы появился физиологический сон, при пробуждении сознание стало ясным, легко вступает в контакт. Всю ночь он получал кислород, пил сладкий чай и соки.
Утром мы перенесли Славу в его палатку, и уже на следующий день его жизнь была вне опасности, хотя и оставались кашель, слабость, сонливость. Но когда я разрешил ему встать, стало ясно, что его завидное здоровье еще полностью к нему не вернулось. Резкие нарушения в двигательной сфере буквально не давали ему возможности передвигаться среди камней базового лагеря. Я доложил начальнику, что Онищенко надо спускать вниз, где в атмосфере больше кислорода.
14 апреля Славу в сопровождении Б. Т. Романова три шерпы на станке понесли вниз. Романову, врачу по специальности, я передал шприцы и церебролизин, чтобы продолжить курс лечения. Естественно, что радиосвязи с ними не было, но кое-какие сведения нам приносили туристы. 19 апреля новозеландцы сообщили, что двое русских идут в сторону лагеря и что один из них «доктор Борис».
22 апреля Онищенко и Романов прибыли в базовый лагерь. Здоровье Славы восстановилось, он даже имел робкую надежду попытаться снова пойти наверх, но мне пришлось его категорически огорчить. Самое неприятное и почти непреодолимое для меня как для врача - это кашель, сухой, неприятный, жесткий и колючий, от которого даже в базовом лагере нет возможности избавиться. Он обусловлен раздражением и катаральным воспалением гортани и трахеи вследствие форсированного дыхания сухим и холодным воздухом. Все, что есть в нашей аптеке, пущено в ход: ингаляции, горчичники, перцовый пластырь, всевозможные полоскания, термопсис и другие противокашлевые препараты, и все безуспешно. У некоторых временами наступала такая осиплость, что они могли говорить только шепотом. Помимо неприятных субъективных ощущений у многих альпинистов были и серьезные опасения, что это перейдет в такую форму, которая может стать препятствием для восхождения.
20 апреля после спуска со второго выхода ко мне зашел В. Иванов. У него распух и сильно болел указательный палец правой кисти. При осмотре стал сразу ясен диагноз. Под ногтем и в околоногтевом ложе просвечивал гной - это панариции. В обычных условиях для излечения в таких случаях удаляется ноготь, и тогда максимально быстро удается приостановить гнойный процесс. Но здесь! Технически это можно сделать так же, как и везде: есть для этого и инструменты, и возможность обезболить, но Иванов без ногтя не сможет работать на скалах и даже просто с веревкой. Поразмыслив и посоветовавшись сам с собой, я решил сделать атипичную операцию и удалил ему после обезболивания угол ногтя у его основания. Вышел гной, через имеющееся окно теперь можно активно промывать два раза в день рану, накладывать мазевые повязки, делать ванночки. Надо сказать, что Валентин очень сознательно и очень старательно выполнял мои предписания, и уже через 2 дня наступило выздоровление. Оставленный ноготь позволил ему выполнять любую работу этой рукой и остаться в строю и подняться на Эверест.
