Александр Граевский - Морской узел
Когда вышел Сергей Николаевич, спросил у него, что это за звуки.
— А это косачи токуют. Недалеко тут, рядом.
— Косачи? Осенью?
— Ну да. Молодые косачи. Они по молодости, бывает, путают осень с весною.
Тут невольно подумалось, что если здесь, где народу бывает сравнительно много, ток у самого дома, так что же ждет нас на Молохе? Ведь мы должны пройти еще километров восемьдесят. В самую глушь заберемся.
Пока потихоньку собирались в дорогу, мне удалось завладеть одной очень интересной вещицей. У Сергея Николаевича жили два пенсионера из Ныроба, собирались подняться выше по Березовке — порыбачить и брусники набрать впрок. Да дожди помешали, и старички пока помогали хозяину ставить небольшой сруб. Когда же они сели у костра пообедать, вот тогда я и увидел эту вещицу. А как увидел, уже не мог от нее оторваться. Кончилось все это тем, что я самым бессовестным образом выпросил у Николая Ивановича (так звали владельца) его сокровище, которое он употреблял как солонку.
Что же это за вещица, которую я и сейчас показываю всем знакомым? Такой плетеный из бересты на манер лаптя сосуд с узеньким горлышком. Смею вас уверить — очень оригинальный северный сувенир. Николай Иванович сказал мне, что сплел эту солонку еще его отец и что ей не менее полувека. Сейчас, пожалуй, и умельца не найдешь, который сплел бы такую...
Сильно запоздали в тот год на севере с сенокосом. Дожди шли все лето, и реки, поднявшись, затопили пойменные луга. Чуть вода спадет, чуть наладится погода — и сразу же закипает на берегах Березовки работа.
Час за часом едем мы вверх по течению. Лодка нагружена, что называется, «под завязку». Четыре человека (в Васюково к нам с приятелем и Сергеем Николаевичем присоединился еще один охотник, дальний притом, из Казани), две собаки, палатка, брезент, припасы, горючее... Подвесной мотор неумолчно тянет свою песню, а на берегах нет-нет да и попадет очередной временный стан косарей — косят, мечут сено в стога, грузят его на лодки.
Как-то незаметно миновали границу нашей области и выехали на территорию Коми АССР. Границу-то, собственно, и не увидишь, она никак не обозначена. Просто полузаросшая просека, такая же, какую довелось видеть когда-то на этой же границе в районе Северо-Екатерининского канала.
Справа открывается сравнительно большой приток. Между ним и Березовкой — высокий мыс, на котором горит костерок, а люди грузят на лодки сено. Мы пристаем здесь, в устье речки Еловки, чтобы передохнуть, и очень удачно — попали прямо к обеду. От еды, правда, отказались, зато чаю, настоянного на каких-то травах, напились вволю.
После традиционного в таких случаях перекура и неторопливой беседы вновь уселись в лодку — нам плыть еще порядочно.
После устья Еловки Березовка сразу сузилась почти вдвое. Здесь, в устье ее самого большого, притока, некогда была перевальная пристань. Сюда грузы везли по большой воде, а отсюда — трактом на Печору. Сейчас и следов не осталось от бойкой когда-то пристани. Только лужок на высоком берегу.
А Березовка все ведет и ведет нас на север. Берега сходятся так, что подмытые водой и упавшие деревья образуют завалы. В одном месте пришлось основательно повозиться, чтобы перетащить лодку через такой завал.
Река делает поворот вправо, а чуть левей в нее врывается приток. Это и есть Молох, к которому мы стремимся. Проплыв по нему с километр, пристаем к берегу. Здесь Сергей Николаевич прячет в кустах мотор и бачки с горючим. Дальше пойдем на веслах.
Плавание по Молоху — сущее мучение. «Червяк, а не река», — сказал Сергей Николаевич. И действительно извивается она просто умопомрачительно. То и дело приходится поворачивать почти на сто восемьдесят градусов. А это не просто: речка узкая, течение сильное, лодку норовит прибить к берегу, засунуть куда-нибудь в кусты. И на шестах не пойдешь — глубоко.
Да и не везде сразу разберешься, куда плыть: все время открываются бесчисленные курьи и заводи. Невольно возникает мысль: «Вот откуда воды в Каме много». И действительно — куда ни глянь, всюду в этих северных местах вода. Речки, ручьи, заливные озера, старицы... Необозримые болота питают это водное царство и уж, конечно, многое достается и Каме.
Берега вокруг низкие, сырые, очень часто практически непроходимые. Ближе к воде растет трава в рост человека.
Час за часом плывем мы вверх по Молоху. Сергей Николаевич и Николай Николаевич, охотник из Казани, забрав собак, пошли пешком в надежде поохотиться. Встречаться будем «у первого бора». Примета, вроде бы, не очень надежная, но этот самый «первый бор» мы находим сразу и безошибочно. Да и как не найти, если на всей реке первое такое место попалось — высокий песчаный берег, а по нему — сосняк.
Охотников наших пришлось подождать. Забрели они в согру — заболоченный лес — и еле выбрались. Добычи — никакой. Николай Николаевич, мужчина плотный, солидного веса, тяжело отдувался. По пояс пришлось брести в трясине...
Уселись в лодку все, поплыли дальше. Снова повороты, завалы, курьи, затоны... Но как-то незаметно река стала расширяться, течение замедлилось, и за очередным поворотом открылась глазу широкая водная гладь.
Тихая, темная вода, заросли лилий и кувшинок — типичное озеро. Да, это именно озеро, так его здесь и называют. Вернее, называют Первым озером, потому что выше по течению Молох образует еще два таких проточных водоема. До Третьего мы не доехали, на Втором жили. Но красивей Первого озера, пожалуй, нет на этой реке.
Левый берег здесь песчаный, зарос сосновым бором. В этом бору и заночевали. А на другой день поднялись еще на несколько километров и разбили стан на Втором озере.
На левом берегу Второго озера — оно, кстати, уже Первого и течение в нем заметней — тоже растет сосновый бор. Бор-беломошник, в котором очень мало подроста и часто встречаются поляны. Чистый, редко растущий лес с прогалинами, заросшими оленьим мхом — ягелем, создает иллюзию ухоженного парка. Тем более, что, когда вылезли на берег, сразу обнаружили хорошо протоптанную дорожку.
Правда, дорожку, как выяснилось при ближайшем рассмотрении, проложили не люди, а топтыгин. И следы у него такие, что сапог сорок четвертого размера их не может закрыть...
Так, прямо на медвежьей тропе, и поселились. Хозяин здешних мест, возможно, был недоволен таким вторжением, но лично сообщить об этом, видимо, постеснялся. Во всяком случае, мы его так и не видели. Не встретился и другой здешний житель — лось. А следов его пребывания вокруг — хоть отбавляй.
Зато увидели мы здесь многое другое. Метровых щук и отличных окуней. Полупудовых глухарей и напевно посвистывающих рябчиков. Батальоны грибов-боровиков и сплошные брусничные ковры. А главное — увидели северную природу в ее нетронутом, первозданном виде.
