Мирослав Зикмунд - Перевёрнутый полумесяц
— Можно, но не сразу. Оторвалась рессора. Левая задняя. Был бы тут хоть наш прицеп!
Но прицеп с запасными частями мы оставили в Дурресе, это три дня пути отсюда. И какого еще пути!
На дальних дорогах никто не обходится без маленьких чудес. Иной раз помогает хорошая идея, иной раз — сила мышц. По всем правилам синяя машина должна была бы торчать на обочине дороги в ожидании запчастей. Но она тем не менее перелезает с горы на гору, переваливает через тысячеметровые седловины, и только спидометр отмечает скорость поменьше. Правда, кусок молодого дуба пружинит не так, как рессора, но лучше плохо ехать, чем хорошо стоять.
Все эти тридцать километров вплоть до снеговой шапки сказочной горы Дьялица-э-Лумес Ольдржих не спускал глаз с пропастей под обочиной узкой дороги, следя за крутизной и неровностью ближайших ста метров. От каждого камня, канавки и выбоины он ждал удара по неисправной полуоси. А мы не могли оторвать глаз от необозримого лабиринта гор, который, подобно бурному морю, перекатывал каменные волны между плотинами-небоскребами, закрывавшими горизонт. На востоке, далеко за границей, в югославской Македонии, искрился снег на вершинах Шар-Планины; в пятидесяти километрах к северо-западу вздымались снежные пики североалбанских Альп и гор Проклетье.
— Ольда уже достал новые болты. Утром он попробует укрепить рессору, в десятом часу, наверно, выедем.
— В таком случае нам следовало бы еще сегодня вечером дополнить сценарий и выбрать сюжеты для утренних съемок. Луна светит вовсю…
Жалобный голос муэдзина только что созвал исповедующих учение пророка на последнюю вечернюю молитву. Нет, этот голос не казался здесь чуждым. Правда, последний турецкий солдат убрался из Кукеса полвека назад, однако пятисотлетнее турецкое владычество оставило здесь глубокие корни. Стократ можно повторять про себя «я в Европе, я в Европе», раз уж в этих местах так мало значат параллели, меридианы и названия материков.
Каменный мост Везира через реку Дрин получил наименование и форму от турок. На углу в небольшой кофейне вместе с чашечкой кофе вам предлагают кальян. Никому и в голову не придет, что сюда посмеет войти женщина. Много их еще ходит по улице в чадре, в длинных — до лодыжек — турецких шароварах.
Зайдешь в лавочку что-нибудь купить, а хозяин по восточному обычаю касается пальцами лба, рта и груди и склоняет голову, здороваясь с вами.
И ни за что на свете не забудем мы ту восточную мелодию, которую насвистывал подмастерье пекаря, вынимая из старинной печи горячий хлеб. Мелодия эта очень напоминает пение муэдзина, только слова в песне албанские.
Эта двуединость жизни, обычаев и народной культуры нашла свое обыденное выражение в вывесках над лавочками ремесленников. Али и Мехмет, Хасан, Ферхад и Ибрагим — это первая часть имени, мусульманская половина национального наследия. Зато родовые имена придерживаются албанской традиции. Вся жизнь здесь сливается из двух традиций в единый поток. Как Белый и Черный Дрин, который в Кукесе из двух рек сливается в одну, единую.
«Ведите машину сами!»
Если вообще где-либо на свете автомобиль вынужден ездить по козьим тропкам, так это по дороге из Кукеса в Пешкопию. Сами эти названия говорят мало или совсем ничего не говорят. Но если они будут написаны друг за дружкой в путевке, то кое у кого из албанских шоферов задрожат колени.
Как же выглядела дорога от Кукеса до Пешкопии? Спросите любого, кто первый раз поехал по ней.
— С одной стороны была стена, а в другую лучше и не смотреть…
А водитель «газика», который сопровождал нас в качестве разведывательной машины, в тот день пересел в нашу синюю «татру». Если вы хотите ехать из Кукеса в Пешкопию, ведите машину сами!
* * *Около названия Мателар на карте Албании стоит один из самых маленьких кружочков. Мателар — это деревня, затерянная в горах. Сегодня по всем дорогам и тропам движутся сюда типично албанские караваны: женщины на ослах, на руках у женщин дети, мужчины пешком. Редко увидишь на женщинах чадру, поэтому хорошо видны их озабоченные лица. Нет, так не ездят на воскресный базар.
В Мателаре — день детского врача. Никто не знает, откуда приезжает сюда доктор, но явно издалека. Каждую неделю он появляется в деревне со своим помощником и с ящичком медикаментов. Люди с гор впервые в жизни поверили науке больше, чем заговорам знахарей.
* * *Дурресское шоссе уже давно высохло после дождя, скоро полночь. Свет фар пошарил по стене отеля, остановился на входе и погас. Но экспедицию мало радует возвращение: ведь возле красной машины еще нет синей. Временные болты не выдержали, и Ольдржих остался торчать за Клосом, в ста шестидесяти километрах отсюда. Нужно послать ему запасные части и что-нибудь из еды. С консервами мы расправились позавчера.
Ольдржих вернулся на другой день к обеду. Довольный — все уже было в порядке. Свое мнение о недельной поездке он выразил в одной фразе:
— Это было здорово, но кой черт погнал нас туда?!
Хинин — где-нибудь в другом месте!
— Хоть бы одного комара увидеть!
— Чтобы узнать, на каких лапках стоит — на передних или на задних?
— Не смейтесь, ребята, но благодаря этому я узнаю, анофелес это или нет. Здесь испокон веков была эндемическая область малярии, и нам уже следовало бы начать пользоваться хинином.
— А это обязательно? Здесь нам кто-то говорил, что малярии в Албании нет и в помине… А почему, собственно, мы остановились на мосту? Это уже Шкумби?
Да, это была река Шкумби, историческая граница внутри Албании. Молодому поколению это говорит так же мало, как у нас — граница между Чехией и Моравией. Но две тысячи лет назад здесь писалась одна из самых трагических глав римской истории. Сюда шел Цезарь во главе своих легионов после распада триумвирата, чтобы вступить в первый бой с Помпеем. По этим местам возвращался после безрезультатной осады города, который нынче называется Дурресом.
Здесь, за мостом — тогда он был каменным, — начиналась в античное время знаменитая Виа Эгнатия — дорога, соединявшая Рим с Фессалоникой, сегодняшними Салониками. В средние века ее использовали византийские императоры как главную транспортную артерию между Адриатическим морем и Дарданеллами.
Долгое время равнины вокруг Шкумби были житницей этих краев. Река круглый год была богатой и щедрой, леса обеспечивали ее водой. Но пришли турки, уничтожили леса, и река начала сеять смерть. После каждого сильного дождя она выходила из берегов, сметая и разрушая все, что попадалось на ее пути, а потом на долгие месяцы превращалась в мертвое русло. Устье ее оказалось закупоренным наносами, смытыми с ограбленных гор. Десятки тысяч гектаров плодородных полей затянули болота. Земля, которая с незапамятных времен кормила человека, стала убивать его малярией.
