Мэри Чабб - Город в песках
— За первый месяц итоги сходятся, если вас интересует именно это.
Он посмотрел на меня с недоверием.
— Сходятся? Наши итоги сходятся?! Джейк, ты только послушай, наши итоги сходятся! — окликнул он Джейка, который в этот момент проходил мимо открытой двери, намереваясь, как всегда вечером, принять ванну. — Джейк, итоги сходятся!
Джейк просунул в дверь свое милое, улыбающееся, перепачканное аккадской грязью лицо.
— Слава аллаху! — воскликнул он, вспоминая, должно быть, кошмарное прошлогоднее путешествие в поезде. — Отныне нас навсегда полюбят в Чикаго!
— Угощение за мной, сегодня же вечером, — сказал Ганс.
Постепенно я начала разбираться в цилиндрических печатях. Мне посчастливилось найти то, чего, как я поняла, мне до сих пор не хватало на этих огромных раскопках — какой-то мелкой конкретной детали, которая помогла бы мне перенестись в далекое прошлое, к таинственным обитателям этой древней земли.
Цилиндрическая печать — блистательное изобретение очень раннего шумерского периода. Позднее, когда были проложены торговые пути в соседние страны, подобные печати были обнаружены очень далеко от Шумера. Но родина печатей — Месопотамия; первые печати были обнаружены среди развалин периода Урука, то есть второго периода доисторических культур. Народ, живший в ту эпоху, первым научился применять металл и изготовлять режущие инструменты, без которых невозможно было бы ни вырезать цилиндрическую печать, ни придать ей форму.
Первоначально ею пользовались для опечатывания предметов личной собственности. Если, например, владелец кувшина хотел его запечатать, то он сначала покрывал тряпкой горлышко кувшина и перевязывал его веревкой, поверх которой накладывал толстый слой глины и прижимал к ней свою личную печать, пока глина не затвердевала. Печать обычно носили на запястье или на груди вместе с ожерельем, а иногда приделывали к головке длинной булавки, которой скрепляли одежду. Преимущество цилиндрической печати перед плоской заключалось в том, что ее оттиск можно было сделать любой длины. Таких глиняных оттисков обнаружено очень много, и их обратная сторона нередко хранит след веревки, которую они когда-то скрепляли.
На смену периодам Урука и Джемдет-Насра пришел раннединастический период. По мере развития письменности для печати находится новое применение: ее стали употреблять вместо подписи под юридическими и коммерческими документами; ею делали оттиски на глиняных табличках под словами, написанными клинописью на шумерском языке. Но практическое применение цилиндрической печати — наименее интересное из всего известного нам о них. Бесконечное разнообразие стилей и сюжетов, разгадка того, что они означают, — все это порождает интерес к ним и желание заняться их изучением. На некоторых печатях имеются надписи, проливающие свет на значение рисунка. Ганс показал мне снимок великолепной печати с надписью, найденной за год до этого во дворце. Вся она была сделана из лазурита, а края — из золота. На ней изображен жрец, которого некая богиня представляет богу, возводимому на престол. За троном на табличке сохранилась часть выгравированной надписи:
«О Тишпак, всемогущий царь! Кирикири, правитель Эшнунны, приносит в дар сию печать своему сыну Билаламе».
Однако большая часть печатей не имела надписей, поскольку тем, кто их вырезал и кто ими владел, содержание рисунков было абсолютно ясно и никаких объяснений не требовалось. Поэтому, если на печати изображены выходящее из хлева стадо или люди, кормящие животных, пахари в поле или же человек, который, сидя в помещении, взбалтывает огромный кувшин с пахтаньем, в то время как над его головой, на полках, сушатся бруски готового масла, не всегда возможно определить, что это — просто бытовые сцены или же они имели какое-то более важное ритуальное значение, связанное со священными животными, принадлежавшими храму. Когда же на рисунке фигурируют боги и богини, содержание его также порой нелегко, а то и невозможно объяснить, но по крайней мера в этом случае не вызывает сомнения его религиозный характер. И наряду со сценами на религиозные темы встречаются печати, на которых отображены древнейшие профессии человека, различные эпизоды, связанные с его борьбой за существование, а также его представления о смерти и возрождении, нашедшие символическое воплощение в близком ему природном цикле — прорастании зерна и жатве; при этом символом хлебного злака является бог, который умирает во время жатвы, но оживает вновь через год в виде прорастающего зерна.
Иногда попадались печати, где изображена богиня-мать, а из ее плеч прорастают стебельки; она ищет своего сына, умершего бога, который лежит в могиле на горе. На некоторых рисунках она, положив ему руку на корону, плечо или ступню, помогает выйти из могилы, а в это время на склоне горы, где он был похоронен, прорастает молодое деревцо.
Теми же раздумьями о смерти, утратах и надеждой на бессмертие проникнута знаменитая поэма о легендарном царе Урука Гильгамеше. У него был друг — получеловек-полуживотное Энкиду, и они вдвоем совершали богатырские подвиги. Но Энкиду умирает, и его смерть — кара Гильгамешу со стороны разгневанных его дерзостью богов. Полный скорби, в одиночестве Гильгамеш пытается открыть секрет бессмертия. Он говорит: «Я тоже умру и не стану ли я таким, как Энкиду? Скорбь заполнила мне душу, и из-за охватившего меня страха смерти я скитаюсь по стране». В своих скитаниях он встречает Утнапиштима, который говорит, что ему не избежать смерти и что Утнапиштим единственный из смертных, кому даровано бессмертие. Боги оказали ему особую милость. Утнапиштим рассказывает Гильгамешу, как боги однажды решили уничтожить жизнь на земле, наказав людей за их грехи. Боги ниспослали на землю всемирный потоп, а когда увидели, что один лишь Утнапиштим спасся в ковчеге, который он соорудил собственными руками, они даровали ему бессмертие.
В конце концов Утнапиштим сжалился над Гильгамешем и назвал ему место, где на дне огромного озера растет трава бессмертия. Повесив на шею тяжелый груз, Гильгамеш отважно нырнул на дно и сорвал траву. Но все его старания пропали зря: однажды, купаясь в пруду, он оставил траву без присмотра. К ней подползла змея и проглотила ее. Надежда Гильгамеша на бессмертие разлетелась в прах.
Как ни странно, особенно если учесть, что Гильгамеш — герой величайшей легенды той эпохи, его изображение ни разу не удалось опознать на цилиндрических печатях. Весьма возможно, что человек и получеловек, расположенные сбоку от борющихся животных на первой аккадской печати, которая попалась мне в руки, — это Гильгамеш и Энкиду, но нет никакой возможности доказать это. На другой печати изображен человек, на плечах которого видны два тяжелых предмета, похожие на гири: возможно, это Гильгамеш готовится нырнуть в воды озера за травой. Имеется еще печать с изображением фигур людей, сидящих в лодке, причем одна фигура протягивает растение другой, с короной на голове. Кто знает, быть может, это Гильгамеш и бессмертный Утнапиштим — Ной.
