Луи Буссенар - Охотники за каучуком
Вернемся на правый берег Апруаги, затененный вековыми деревьями, под которыми беглые каторжники предавались людоедскому пиршеству.
— Но, — воскликнул с ужасом Шоколад, — то, что вы мне предлагаете, ведь это — человеческое мясо!
— Ну и что из того, — отвечал своим пронзительным голосом Луш. — Нотариус ведь протянул ноги, а мы подыхали с голоду… Мертвые должны послужить на пользу живым.
— Луш прав, — восклицали остальные с набитыми ртами.
Но, увидев, что араб и мартиникиец с отвращением отбросили куски, которые они ели, Красный цинично заметил:
— Гляди-ка! Арабишка и Немытый что-то кочевряжатся… Ну и ладно, нам больше достанется.
— Но скажите мне, — произнес с видимым усилием Шоколад, — что вы его, по крайней мере, не убили.
— Говорят тебе, что его пришиб электрический угорь. Насилу вытащили тело из воды. И потом, мы были зверски голодны.
— Глупости! — перебил Луш, который, чувствуя поддержку Геркулеса, испытывал злобную радость, дразня Шоколада. — А если это и не угорь вовсе заставил его откинуть копыта, что бы ты сделал, скажи-ка на милость?
— Я предпочел бы вернуться туда, откуда сбежал, снова таскать цепь с ядром и есть одни гнилые овощи до скончания века, чем оставаться с вами еще хоть один миг.
Луш разразился смехом, напоминавшим скрежет пилы.
— Гляди-ка, ты бубнишь не хуже любого кюре…[60] Тебе и надо было стать попом, а не жениться, чтобы потом пришибить свою бабу.
При этих гнусных словах Шоколад страшно побледнел и хрипло вскрикнул. Одним тигриным прыжком он кинулся на старого каторжника, согнул его как тростинку и бросил на землю, желая размозжить ему череп ударом ноги.
— На помощь!.. — заорал бандит. — На помощь, зарежьте его, как свинью!
Геркулес, кинувшийся было на защиту своего сообщника, упал, сраженный могучим ударом кулака. Красный и Кривой не осмеливались ступить и шагу. С бывшим скоморохом было бы покончено, но что-то вдруг сломалось в душе Винкельмана. Он оставил хрипящего Луша, резко поднялся и жалобно вскрикнул:
— Нет! Нет! Хватит и одного убийства.
Главарь людоедов, освободившись от железной хватки, жадно глотал воздух, в то время как едва живой Геркулес с трудом подымался на ноги.
— У тебя тяжелая рука, приятель, — пробормотал Луш. — Давай помиримся… Стоит ли портить кровь друг другу… Останемся друзьями, ладно? Нам еще придется потрудиться, чтобы стать свободными, и нас так немного.
А на ухо Геркулесу негодяй шепнул:
— Вот штучка, от которой надо отделаться при первой возможности.
Геркулес одобрительно подмигнул в ответ, в то время как Шоколад молча отошел в сторону и сел на траву, обхватив голову руками.
Через полчаса компания каторжников тронулась в путь, завернув в окровавленную одежду несчастного остатки мяса для следующего обеда.
Шоколад, Мабуль и Жан-Жан замыкали шествие метрах в двадцати позади. Бедняги, искренне возмущенные происшедшим, хотели как можно скорее покинуть своих ужасных спутников и тихо совещались с Шоколадом, которому они полностью доверяли.
— Надо уходить от них, товарищ, — говорил араб своим гортанным голосом. — Геркулес тебя убьет. Луш ему приказал, а я подслушал это.
— Ай, ай! — воскликнул чернокожий. — Нам надо уходить к Кайенне. Они нас убивать и съедать, как того!
— Держитесь, ребята, не трусьте! — сказал Шоколад, к которому, несмотря на мучительный голод, вернулась вся его энергия. — Раз вы со мной, я вас спасу. Мы вместе пойдем до Ойяпока, втроем нам тяжело пришлось бы. Там мы потихоньку с ними распростимся. А чтобы меня зарезали, как цыпленка, так это еще поглядим, кто кого. Прежде всего, не будем засыпать все вместе. Один всегда должен быть начеку, пока двое других спят. У нас два мачете, у них тоже, значит, силы равны. Да я еще вырежу себе хорошую дубинку, с которой мне и четверо не страшны. Итак, на этом и порешим?
— Да, да! Твоя командир, моя всегда идти с тобой! — вскричал араб.
— А я куда пойду? С тобой! Моя быть храбрее тигр, вернее собаки, — сказал мартиникиец.
— Ну что ж, друзья, в добрый час! Не робейте, мы доберемся до Бразилии и сможем честно зарабатывать себе на жизнь.
От Апруаги до Ойяпока пятьдесят километров, не более. По одной из хороших европейских дорог даже обычный пешеход дошел бы туда за сутки. Но совсем другое дело идти в нестерпимую жару по местности, поросшей диким лесом, перерезанной речками и ручьями, иссеченной оврагами.
И однако же, существовало некое подобие дороги. Она соединяла поселки Апруага и Ойяпока, там недоставало только городка, с тех пор как эвакуировали заключенных из Сен-Жоржа и Серебряной Горы. И на всем громадном пространстве этой общины в сто шестьдесят четыре тысячи гектаров встречались лишь отдельные жилища или крохотные поселки. Особенно в Серебряной Горе, где один фермер выращивал кофе, хорошо известный знатокам.
Эта едва заметная тропа все же указывала направление путникам, лишенным других ориентиров. Надо было пересечь множество ручьев и бухты Ратимана и Арима шириною около десяти метров, довольно глубокие. Берега их сплошь поросли пальмами. Дальше шла череда крутых подъемов, числом тринадцать, на преодоление каждого требовалось около часа. Затем следовало пересечь бухту Угря и выйти к другой бухте, Тумуши. Дорога эта была утомительна, одни спуски да подъемы. Восемь километров отделяли Тумуши от реки Уанари, довольно большой, впадавшей в широкое устье Ойяпока.
Эта последняя часть пути оказалась очень тяжела для беглецов, у них начались приступы лихорадки. Геркулес, Кривой и Красный начали дрожать и стучать зубами, то же было и с арабом. Только мартиникиец, Луш и Шоколад еще держались.
И однако, вскоре им должны были понадобиться все силы — беглецы уже подошли к устью реки, в том месте, где ширина ее достигала двенадцати километров. Они покинули Апруагу двое суток назад, и даже каннибалы испытывали адские муки голода, вынужденные выбросить разложившиеся на жаре останки своего товарища.
Спасло их только то, что Маленький Негр нашел под симарубами[61] множество черепах. Лесным охотникам издавна известно: черепахи очень любят плоды этого дерева и в момент их созревания всегда собираются под деревьями.
Несмотря на слабость, беглецы набрали, сколько смогли, черепах, чтобы затем испечь их прямо в панцире на горячих углях.
Наконец они с большим трудом пересекли Уанари и оказались неподалеку от горы Лукас. Гора эта как бы втиснута между устьями Уанари и Ойяпока и выдается в море, нависая над ним крутым обрывом.
