Всеволод Овчинников - Корни дуба. Впечатления и размышления об Англии и англичанах. (c иллюстрациями)
Когда лондонец называет своего терьера любимым членом семьи, это вовсе не метафора, французских или немецких студентов обычно поражает, что в английских семьях домашние животные явно занимают более высокое положение, чем дети. Это проявляется и в моральном плане (ибо именно собака или кошка служат центром всеобщих забот) и в плане материальном. Девушка с континента, гостящая в лондонской семье ради практики в языке, с удивлением замечает, что если бульдогу или сеттеру дают хороший мясной ужин, то дети, обедающие в школе, получают вечером лишь кусок хлеба с консервированными бобами да чашку чая.
Австралийские чиновники не могут взять в толк, почему семьи британских эмигрантов готовы пойти на немыслимые хлопоты, связанные с карантином для своих кошек к собак, вместо того чтобы оставить их в Англии, а в Австралии приобрести других. Однако англичанину подобная мысль попросту не может прийти в голову. Для него это все равно что бросить на произвол судьбы собственное дитя.
Чтобы не задавить щенка или котенка, лондонский водитель без колебания направит машину на фонарный столб или, рискуя жизнью, врежется в стену. Гуляя в дождливый день, англичанин часто держит зонтик не над головой, а несет его на вытянутой руке, чтобы капли не попадали на собаку.
Человеку, который не любит домашних животных или которого, упаси бог. невзлюбят они, трудно завоевать расположение англичан. И наоборот. Если приходишь в гости и огромный дог бросается тебе лапами на плечи, не стоит горевать о выпачканном костюме. Англичане убеждены, что собака способна безошибочно распознать характер человека, которого видит впервые. Можно почти не сомневаться, что хозяин разделит как симпатию, так и антипатию своего пса. Если тот же дог вдруг проявит неприязнь к кому-то из гостей, в доме станут относиться к нему настороженно.
Человек, впервые попавший в Англию, отметит, как безупречно воспитаны здесь дети и как бесцеремонно, даже нахально ведут себя собаки и кошки. И с этим хочешь, не хочешь – надо мириться. Вот назидательный пример, рассказанный японским диктором из Би-би-си. Пригласив сослуживцев к себе на новоселье, он с удивлением почувствовал, что после этой встречи английские коллеги стали относиться к нему более холодно, чем прежде. Причина, выясненная лишь много времени спустя, оказалась самой неожиданной: предлагая кому-то сесть, японец бесцеремонно выдворил прочь кота, дремавшего в хозяйском кресле (совершить такое в чужом доме было бы вовсе святотатством).
Выступая перед английской аудиторией, мне неоднократно доводилось рассказывать о том, что пережила наша семья во время ленинградской блокады. Слушая о коптилках и снарядах, о 125 граммах хлеба и трупах на детских саночках, кто-нибудь всякий раз спрашивал:
– Как же переносили голод кошки и собаки, особенно те, что остались без хозяев? Выдавались ли на них продовольственные карточки?
Рассказывать англичанам о том, как мы с братом ловили одичавших кошек на рыболовный крючок, носили их усыплять в соседний госпиталь, а из освежеванных тушек варили суп, можно было лишь с оговоркой, что это избавляло от страданий бездомных животных, обреченных на неминуемую гибель.
Уже в Лондоне я прочел остроумную, меткую и в целом доброжелательную к жителям туманного Альбиона книгу под интригующим заголовком «Люди ли они – англичане?». Ее автор голландец Г. Реньер рассказывает об эксперименте, который он провел, задавая различным группам англичан один и тот же гипотетический вопрос. Путешественник встречает нищего с собакой, умирающих с голоду. В сумке у него один-единственный кусок хлеба, которого никак не хватит на двоих. Кому же его отдать: нищему или собаке? Житель континента в такой ситуации наверняка накормит нищего. Но трудно сказать, как тут поступит англичанин… Реньер ожидал, что ему будут возражать, обвинять его в преувеличении. Но собеседники были на диво единодушны: «О чем тут говорить». Конечно, нужно прежде позаботиться о собаке! Ведь бессловесная тварь неспособна даже попросить за себя!»
Настоятель соседней церкви посетовал мне однажды на своих прихожан: воскресный сбор пожертвований в пользу бездомных собак и кошек неизменно составляет куда большую сумму, чем сбор в пользу беспризорных детей. Я, признаться, усомнился: типично ли это? Решил навести справки. Мой историческо-статистический экскурс выявил две примечательные даты:
1824 год – создание Королевского общества по предотвращению жестокости к животным.
1884 год – создание Национального общества по предотвращению жестокости к детям.
Второе общество родилось, стало быть, на шестьдесят лет позже первого, да к тому же под менее респектабельным именем (в такой стране, как Англия, все «королевское» котируется куда выше, чем «национальное»). А о том, сколь нужна была подобная организация, свидетельствует «Доклад комиссии по детскому труду» 1842 года. Потрясенная им британская общественность впервые осознала тогда, какой ценой далось стране превращение в мастерскую мира, услышала о семилетних детях, по двенадцать часов ползавших на четвереньках в темных штольнях. Первое местное общество для защиты детей от побоев было создано в 1882 году в Ливерпуле в освободившемся помещении дома для бездомных собак.
Национальному обществу по предотвращению жестокости к детям доныне хватает дела. В середине 70-х годов оно ежегодно регистрировало и расследовало 60-70 тысяч случаев жестокости (в 50-х-более чем по 100 тысяч).
Однако Королевское общество по предотвращению жестокости к животным имеет куда более основательную материальную базу: три тысячи местных отделений, добрая сотня клиник, свои ветеринарные госпитали, а главное – штат инспекторов, по докладу которых весьма легко угодить под суд и даже попасть в тюрьму.
Меры против тех или иных форм жестокого обращения с животными – излюбленная тема так называемых частных законопроектов, которые вносятся в парламент от имени отдельных депутатов.
При каждом политическом затишье газеты возобновляют дебаты о том, как положить конец китобойному промыслу, избавить от смерти новорожденных ягнят, чьи шкурки идут на выделку каракуля, или как уговорить английских туристов бойкотировать бой быков в Испании. Когда в качестве пассажира одного из первых спутников советские ученые отправили в космос Лайку, заранее зная, что она не сможет вернуться на Землю, это вызвало в Британии поистине бурю протестов.
По мнению англичан, многие зарубежные народы (в частности, итальянцы) слишком жестоки с животными и слишком мягки с детьми. Итальянцам же свойственно упрекать англичан как раз в обратном: в том, что они чересчур обожают животных я чересчур суровы к детям.
