Жюль Верн - Дети капитана Гранта
— Это действительно прискорбно, — сказала леди Элен. — Что же вы, господин Паганель, думаете предпринять?
Паганель несколько минут молчал.
— Право, вам надо было высадиться на Мадейре, хоть там и нет больше вина, — заметил Гленарван.
Ученый секретарь Парижского географического общества по-прежнему молчал.
— Я бы подождал еще, — сказал майор, но он так же равнодушно мог бы посоветовать обратное.
— Дорогой Гленарван, — прервал наконец молчание Паганель, — где вы думаете сделать следующую остановку?
— О, не раньше чем в Консепсьоне.
— Черт возьми! Это меня чрезвычайно отдаляет от Индии!
— Да нет же: как только вы обогнете мыс Горн, вы начнете к ней приближаться…
— Это-то я знаю.
— К тому же, — продолжал Гленарван самым серьезным тоном, — не все ли равно, попадете ли вы в Ост— или Вест-Индию?
— Как не все ли равно?!
— Ну да, ведь между индейцами Патагонии и индийцами Пенджаба разница всего в одной букве!
— А знаете, милорд, — воскликнул Паганель, — ведь этот довод никогда не пришел бы мне в голову!
— А что касается золотой медали, дорогой Паганель, — продолжал Гленарван, — то ее можно заслужить в любой стране. Можно работать, производить изыскания, делать открытия и в Кордильерах и на Тибете.
— Но как же мои исследования реки Цангпо?
— Ну что ж, вы ее замените Рио-Колорадо. Река большая, почти не изученная. Географы наносят ее на карту, как им заблагорассудится.
— Я знаю, дорогой лорд. Встречаются ошибки в несколько градусов. Я нисколько не сомневаюсь в том, что, обратись я к Географическому обществу с просьбой послать меня в Патагонию, оно так же охотно командировало бы меня туда, как и в Индию. Но я как-то не думал об этом.
— По вашей обычной рассеянности…
— А не отправиться ли вам вместе с нами, господин Паганель? — спросила ученого леди Элен самым любезным тоном.
— Сударыня, а мое поручение?..
— Предупреждаю вас, что мы пройдем Магеллановым проливом, — объявил Гленарван.
— Милорд, вы искуситель!
— Добавлю, что мы побываем в Голодном Порту.
— Голодный Порт! — воскликнул атакованный со всех сторон француз. — Да ведь это же порт, знаменитый во всех географических летописях!
— Примите еще во внимание, господин Паганель, — продолжала леди Элен, — что в вашем лице Франция разделила бы с Шотландией честь участвовать в экспедиции.
— Да, конечно!
— Географ был бы очень полезен нашей экспедиции, а что может быть прекраснее, чем поставить науку на службу людям!
— Вот это хорошо сказано!
— Поверьте мне: положитесь, как это сделали мы, на волю случая или, вернее, провидения! Оно послало нам этот документ, и мы двинулись в путь. Оно же привело вас на борт «Дункана» — не покидайте его.
— Хотите знать, друзья мои, что я думаю? — сказал Паганель. — Так вот: вам очень хочется, чтобы я остался.
— Вам самому, Паганель, смертельно хочется остаться, — парировал Гленарван.
— Чертовски! — воскликнул ученый-географ. — Но я боялся быть навязчивым.
Глава IX
МАГЕЛЛАНОВ ПРОЛИВ
Все на яхте пришли в восторг, узнав о решении Паганеля. Юный Роберт с такой пылкостью бросился ему на шею, что почтенный секретарь Географического общества едва удержался на ногах.
— Бойкий мальчуган! — сказал Паганель. — Я обучу его географии.
А так как Джон Манглс брался учить Роберта морскому делу, Гленарван — быть мужественным, майор — хладнокровным, леди Элен — добрым и великодушным, а Мери Грант — благодарным таким учителям, то, очевидно, юный Грант должен был стать безукоризненным джентльменом.
«Дункан», быстро закончив погрузку угля, покинул эти унылые места. Уклонившись к западу, он попал в течение, проходившее у берегов Бразилии, а 7 сентября при сильном северном ветре пересек экватор и очутился в Южном полушарии.
Все шло прекрасно. Все верили в успех экспедиции. Казалось, каждый день прибавлял шансы найти капитана Гранта. Едва ли не больше всех верил в успех сам капитан «Дункана». Впрочем, его вера была внушена главным образом горячим желанием, чтобы мисс Мери утешилась и была счастлива.
Джон Манглс питал к этой девушке особые чувства, которые он так плохо скрывал, что все на «Дункане», кроме Мери Грант и его самого, их заметили. Что же касается ученого-географа, то, вероятно, он был самым счастливым человеком во всем Южном полушарии. По целым дням изучал он географические карты, разложенные на столе в кают-компании. Из-за этого у него происходили ежедневные споры с мистером Олбинетом, которому он мешал накрывать на стол. И надо сказать, что в этих спорах на стороне Паганеля были все пассажиры яхты, за исключением майора — тот относился к географии с обычным своим равнодушием, в особенности же в обеденное время. Кроме того, Паганель раскопал у помощника капитана целый ворох разрозненных книг и, найдя среди них несколько испанских, решил изучать язык Сервантеса, которого, надо заметить, никто на яхте не знал. Знание этого языка должно было облегчить географу изучение чилийского побережья. Полагаясь на свои лингвистические способности, Паганель надеялся к прибытию в Консепсьон свободно говорить по-испански. Итак, он с жаром взялся за занятия и беспрестанно бормотал непонятные слова.
В свободное время он еще умудрялся заниматься с Робертом: рассказывал ему о земле, к которой «Дункан» так быстро приближался.
10 сентября, когда яхта находилась под 5°37′ широты и 31°15′ долготы, Гленарван узнал то, чего, вероятно, не знают многие и более образованные люди. Паганель излагал новым друзьям историю Америки. Говоря о великих мореплавателях, по пути которых следовал «Дункан», он упомянул Христофора Колумба и закончил утверждением, что великий генуэзец так и умер, не подозревая, что он открыл Новый Свет.
Слушатели запротестовали, но Паганель стоял на своем.
— Это совершенно достоверно, — объявил он. — Я отнюдь не хочу умалять славу Колумба, но факт остается фактом. В конце пятнадцатого века все помыслы людей были направлены к тому, чтобы облегчить сношения с Азией и западными путями выйти к востоку. Одним словом, стремились найти кратчайший путь в «страну пряностей». Это и пытался осуществить Колумб. Он совершил четыре путешествия, приставал к Америке у берегов Гондураса, Никарагуа, Верагуа [40] и Коста-Рики, причем все эти земли считал японскими и китайскими. И он умер, не подозревая о существовании огромного материка, увы, даже не унаследовавшего его имени.
— Я готов поверить вам, дорогой Паганель, — отозвался Гленарван. — Но позвольте мне выразить удивление и задать вам вопрос: кто же из мореплавателей правильно понял открытие Колумба?
