Андрей Коробейщиков - ИТУ-ТАЙ
– Что ты скажешь мне, Адучи?
-Да.
– Ты с нами?
– Да, я с вами.
Чадоев облегченно вздохнул, словно только и ожидал этого реше-ния:
-Ну, вот и все…
– Араскан.
-Да?
– Мне нужно попрощаться.
– Тебе будет труднее уйти.
– Может быть. Но я должен попрощаться, увидеть их, прежде… Чадоев задумался на секунду, затем медленно произнес:
– Хорошо. У тебя есть еще сутки. У меня как раз есть дела в городе. Через двое суток мы должны уйти – это крайний срок. Помни – вре-мя для нас уже идет на секунды. Поэтому – торопись. Я буду ждать тебя здесь следующей ночью, в это же время. Отсюда мы поедем в Горно-Алтайск, откуда доберемся до места нашего конечного марш-рута на вертолете.
-До Волчьего Клыка?
-Да. Не теряй времени. Иди. Попрощайся с ними по-хорошему. И самое главное – сделай так, чтобы они не поняли, что ты уходишь.
– Это жестоко.
– Это необходимо. Позже ты все поймешь.
* * *Волны журчали и плескались у невысокого, поросшего травой и кустарником, берега. Яркое пронзительное солнце заливало обжи-гающими лучами все пространство вокруг, не оставляя места для тени даже под деревьями.Максим лежал на большом покрывале рядом с Кариной и, не от-рываясь, смотрел, как Ника ходит около самой воды, щурясь от бли-ков, скачущих по светящимся волнам, неторопливо накатывающим на берег и трогающим босые ноги девочки.Они приехали сюда опять, как и много раз ранее, на свое любимое место, на окраине леса, соседствующего здесь с Обью. Вместе. После-дний раз…Максим откинулся на покрывало и стал смотреть в небо, стараясь не думать ни о чем, а просто наслаждаться этими драгоценными минутами, впитывать их в себя, оставляя на память где-то в глуби-нах сердца.
– О чем ты думаешь? – Карина смотрела на него своими красивы-ми глазами, щурясь от солнца.
– Ни о чем.
– Так не бывает.
– Смотри, какое небо.
Карина запрокинула голову вверх.
– Правда, красивое? Хорошее. Светлое.
– Правда.
С реки раздался радостный визг. Ника увидела мальков, снующих стайками на мелководье.
– Большая стала совсем, – Карина задумчиво смотрит на дочку. – Нужно будет ей круг надувной купить на следующее лето. Пусть плавать учится.
– Да, нужно, – отстраненно пробормотал Максим и сглотнул с уси-лием ком, подступивший к горлу. "Последний раз…". "Попрощайся с ними по-хорошему…".
– Макс, ты что такой заторможенный сегодня? Все еще обижаешь-ся?
"И самое главное – сделай так, чтобы они не поняли, что ты ухо-дишь…".
– Нет, не обижаюсь, Карин. Я вас обеих очень сильно люблю! Очень!
Жена удивленно смотрит на него, улыбаясь. Из леса прилетел лег-кий ветерок, принеся с собой горький терпкий запах. Пахло древес-ной смолой, свежескошенной травой и нагретой землей. Максим по-смотрел на опушку леса. Там, над цветочным лугом, роились свет-лые бабочки, а чуть дальше покачивались, еле заметно, стройные величественные сосны.
Они стали собираться домой уже вечером, когда небо стало тем-ным, и появились первые редкие звездочки, мигая, исчезая, затем опять вспыхивая, набирая яркость.
Максим тянул сборы до последнего момента, словно стараясь про-длить этот день, не дать ему закончиться. Когда солнце уже склони-лось к горизонту, он собрал кучу сухих веток и прямо на берегу зажег костер. Ника восхищенно смотрела на танцующие язычки пламени, а Карина озадаченно думала о чем-то.
"Она чувствует. Чувствует". Максим взял Нику на руки и закру-жился с ней вокруг огня, крепко прижимая дочку к себе, ощущая бешеный стук маленького сердечка в ее груди. Она впервые видела настоящий большой костер. А он получился на славу. Пламя гудело и хищно трещало сгорающим сушняком. В темно-синее небо стол-бом уносился черный дым, клубясь и растворяясь в вышине.
– Дочка, подожди секунду, – Максим опустил Нику на траву ря-дом с Кариной, а сам пошел к машине, которая стояла на опушке леса под раскидистым пологом березовых ветвей, защищавших ее весь день от палящих солнечных лучей. Там, в багажнике, лежал объемный пакет, набитый до отказа бумажками различного форма-та. Максим взял его и вернулся к костру. Через секунду вся кипа бумаги ухнула в огонь, который чрезвычайно обрадовался новому подношению, набросившись на него с яростным рыком.
– Макс, что это? – Карина всматривалась в тлеющие листы, пыта-ясь определить, что на них написано. На одном из них отчетливо виднелась надпись: "ВОИН-ОХОТНИК. Часть I". Этот лист был из картона, поэтому огонь жевал его медленно, неспешно облизывая языками пламени белый глянец.
-Ты?.. Максим кивнул:
– Решил все сжечь. Так будет правильно.
Карина улыбнулась печально, словно сожалея о чем-то, но в ее глазах Максим увидел тщательно скрываемое удовлетворение.
– Ты бы хоть почитать дал.
– Я давал. Ты не сочла интересным. Да бог с ним, пусть горит. Теперь это все равно уже не имеет значения.
– Ты же писал это четыре года.
– Ну и что?
– И все сжигаешь?
-Все!
Максим вспомнил, как Санаев не хотел отдавать ему "Концеп-ции…". Уперся, и ни в какую. Тоже почувствовал, наверное, почему рукописи так срочно понадобились Коврову. Наверняка ведь сде-лал ксерокопии. Ну да ладно, это теперь уже действительно не имеет никакого значения.
Максим улыбнулся. Бумага уже почти сгорела, и вместе с дымом в небо полетели мелкие кусочки черного пепла. Он проводил их взгля-дом.
– Ух, ты! Карина. Ника, смотрите, какая красота!
Вверху, подобно жемчужной россыпи, мерцали звезды. Целая звез-дная сеть, раскинувшаяся в этой бесконечной, таинственной пусто-те.
Они приехали в город поздно. Ника уснула на заднем сиденье, утомленная впечатлениями, солнцем, костром и свежим воздухом. Максим подъехал к подъезду и припарковал автомобиль около са-мых ступенек. Взяв Нику на руки, он пропустил Карину вперед, а сам пошел следом, разглядывая безмятежное лицо спящей дочки.
Когда они вошли в квартиру, Ника проснулась и обхватила его шею руками, обнимая. Зашептала на ухо:
– Папочка, а ты расскажешь мне сказку?
Максим кивнул, чувствуя, что уже не может произнести ни слова.Когда через несколько минут он вошел в спальню, Ника еще не спала, а лежала в своей кроватке и ждала его. Он сел рядом на стул:
– Ника, доченька, спи. Я сейчас расскажу тебе очень красивую сказку. Она тебе непременно понравится. Спи малышка.
– Папа, ты уезжаешь?
