Боги лотоса. Критические заметки о мифах, верованиях и мистике Востока - Еремей Иудович Парнов
Увидеть, как с концом начала
Слились сквозь муки немоты.
И этот миг и блестка эта
Желаннее стократ, чем век
Стяжателя, глупца-поэта,
Чем жизнь твоя, о человек!
Дхаммапада
Н. Рерих писал о Сринагаре - Великом граде: «Где проходили орды Великих Моголов?… Где «Трон Соломона»? Где пути Христа-странника? Где зарево шаманской бон религии демонов? Где Шалимар - сады Джахангира? Где пути Памира, Лхасы, Хотана? Где таинственная пещера Амаранта? Где тропа великого Александра к забытой Таксиле? Где стены Акбара? Где учил Ашвагоша? Где мудрые камни царя Ашоки? Все прошло по Кашмиру. Здесь старые пути Азии. И каждый караван мелькает, как звенья сочетаний великого тела Востока».
Ни одна горная система в мире не оказывает такого глубокого и всестороннего влияния на жизнь сопредельных стран, как Гималаи на Индию. Великий горный барьер оплодотворил дыханием своих высот одну, из наиболее замечательных мировых цивилизаций. Тесно связаны с Гималаями не только религии, мифология, литература, искусство, климат, но даже история Индии. Сверкающие вершины являются объектом неустанного восхищения и преклонения. Они - наглядный символ торжества жизни не только для обитателей гангской долины, но и для народов многоязычного юга, удаленного на две с лишним тысячи километров от обители снегов, для кочевников раджастханской пустыни, рыбаков побережья, лесных жителей Голубых скал. Зарождающиеся высоко в горах священные реки несут на равнины плодотворящую энергию Химавата, его неистребимую жизненную силу, щедро дарующую новую жизнь. Видимая издалека, обнимающая весь горизонт ледяная корона вечно пребудет эталоном космического величия и совершеннейшей красоты.
Индийские Гималаи
Моя встреча с Гималаями произошла в одном из наиболее древних и густонаселенных районов. В прославленной поэтами и мудрецами Кашмирской долине, которая и поныне хранит свидетельства великих переселений, неведомые отпечатки взлетов и падений навсегда ушедших племен.
Знаки на камнях, словно проблески в кромешной тьме праистории.
Ворота Сиккима открываются в Дарджи-линге, ворота Ладакха - в Сринагаре. Здесь начало пути в индийские Гималаи. Отсюда Рерих ушел в беспримерное путешествие по Центральной Азии. Отсюда отправился в Малый Тибет Бернгард Келлерман. Город Солнца. Солнечное сплетение кровеносных артерий Азии, нервный узел истории, ее живая, волнующая загадка.
Современному Сринагару едва ли более трехсот лет. Но его сады помнят могольских императоров Акбара и Джахангира, а камни, положенные в основания мечетей, хранят таинственные знаки ушедших народов, разрушенных цивилизаций. Он раскрывается очень постепенно, этот причудливый город, возникший в неведомые времена на берегах реки, порожденной гималайскими ледниками, на берегах озер, воспетых поэтами Туркестана и сказителями сибирских лесов.
С чего же начать мне рассказ о городе «Сотни имен»? С его легенд, подаривших эти имена, благоухающие дремотной поэтической сказкой? С могольских садов, где был найден и утрачен затем секрет черной розы, или с садов на воде? Но одно цепляется за другое, как цветки в гирлянде, которой привечают гостя.
Состоятельные делийцы бегут в Кашмир от летнего зноя. На высокогорных курортах Гуль-марга и Пахалгама обретают они целительное отдохновение от горячих, доводящих до умопомрачения ветров, предвещающих начало муссонов. Не оттого ли так удивляет первозданная тишина здешних ледниковых озер? Привыкшие к лицезрению выжженной желтой земли, глаза тонут в их прохладной завораживающей синеве, изменчивой и бездонной. В неутолимой жажде зрения есть много общего с жаждой опаленной пустыней гортани.
В алых от киновари священных скалах Шан-карачарья я нашел камень с высеченными на нем волнистыми линиями. Древнейший знак вод - одинаковый у всех народов земли. Праматерь стихий. Источник жизни. Пусть под знаком ее откроется живительный родник Кашмира.
Вместе с молодым кашмирским поэтом Моти Лал Кемму я иду по бульвару вдоль набережной озера Дал. Это его восточный берег, восточная граница Сринагара, нарисованная дорогой в Гималаи.
У противоположного, поросшего буйным тростником берега лепятся борт к борту знаменитые плавучие отели: большие лодки-шикары, поставленные на прикол. Повернутые кормой к дороге, они соблазняют туристов романтическими названиями: «Гонконг», «Синяя птица», «Голос Непала», «Париж», «Золотой дом» и «Белый дом», «Мона Лиза», «Новый мир», «Новый Сан-Суси», «Новая Австралия», а также «Купальный бот», «Удача» (туалеты для леди и джентльменов).
Названия прогулочных лодок, бесшумно взрезающих зеркальную гладь, тоже не страдают бедностью воображения: «Мать Индия», «Честь», «Виктория», «Ожидание», «Счастливый голубок» и даже «Кашмирский писатель».
Само собой, мы нанимаем именно эту шикару. Шелковый тент с золотыми кистями и бухарские ковры на скамьях вполне оправдывают завлекающий лозунг «de luxe», намалеванный на борту. Пожилой гребец опускает в воду весло с сердцевидной лопастью, и мы скользим в тишину летейских вод. Десятки таких же лодок плывут нам навстречу, обгоняют, пересекают путь. Обмениваются веселой шуткой гребцы. Мальчишки на вертких челнах хватаются за борт и засыпают наши роскошные ковры мокрыми кувшинками.
Холодный нежный запах. Навязчивые ощущения, что так уже было когда-то и где-то. Вспоминаю, что читал о чем-то подобном все у того же Рериха: «И откуда эти шикары - легкие гондолоподобные лодки?» Кажется, он удивлялся еще и форме рулевого весла.
В этом лабиринте зеркальных вод, отражающих изменчивые краски горных вершин, легко заблудиться. Лишь ежеминутно сверяясь с планом, можно уловить момент перехода из Гагрибала в Локут Дал или Буд Дал. Три отдельных озера, по сути составляющие одно. Трудно поверить, что прямые, как стрелы, дамбы были построены четыреста лет назад. Озера, сады, фонтаны… От них веет жизнерадостной силой, столь непривычной для могольрких творений. То ли прохладный воздух Кашмира сотворил это чудо, то ли напитанные колдовской силой гималайские воды, но даже в сринагарском Красном форте, построенном Акбаром, не ощущается неизбывный и горький запах загубленных надежд. Не забвение после взлета, но непрерывный взлет. А ведь это тот самый Кашмир, который служил разменной монетой в битвах с соседями и в междоусобных стычках. Творческий порыв Туркестана, охлажденный благодатным дыханием снежных вершин. Неудивительно, что даже типично могольская архитектура мягко уступила здесь властному влиянию гор. Возьмем хоть эти башенки в Нишаде - саду Акбара. Куда девались стрельчатые арки и витые столбы? Крытые массивной черепицей, они не столько похожи на мавританские беседки, сколько на тибетские дзонги с их уплощенной кровлей и стенами, чуть наклонными кверху, как неприступные скалы. Власть гор, их отчетливая тамга. Да и нет отсюда иного пути, кроме восхождения к пламенеющим вершинам. И сады Акбара тоже карабкаются на кручи. Вознесенные высоко над озером Дал, они примыкают к самым предгорьям, жмутся к отвесным стенам, поросшим вечнозеленым, терпко пахнущим лесом. Не наглядеться в небо, опрокинутое в чистейшие воды, не надышаться хвойным духом высот. Восхождение - это
