Алексей Парин - Хроника города Леонска
На всех постаментах львиных статуй красовались бирки с печатями: «Конфисковано с целью поддержания общественного порядка». Марик, когда увидел первую, чуть не завыл от отчаяния. Я постарался как-то отвлекать его, на Волге было много красивых яхт, и мы какое-то время постояли у парапета. Марик все равно не отключался от своих мрачных мыслей. Я отвел его домой, Валерия Петровна была сама не своя, но при Марке мы обмениваться комментариями не стали и договорились встретиться на Золотом поле, как обычно, в четыре часа. Я зашел в кафе неподалеку от дома и пообедал, а потом с удовольствием, несмотря на переживания, залег на свою сиесту.
Встал как никогда с легкостью и отправился ходом на манифестацию. Сначала я испугался, как мало народа на Золотом поле. Буквально считаные единицы. И ни одного лёвчика. И Марк с Валерией Петровной тоже пришли без Чино.
– Марик, а где же ваш желтенький?
– Ну, Ханя, ты же помнишь, что рассказывал Митя о Фише? Я думаю, нападение на львов – это репетиция атаки на лёвчиков.
– Ханя, пожалуйста, вправьте Марку мозги. Он меня не слушает и талдычит одно и то же про конец Леонска.
– Марик, давай подождем хотя бы день, прежде чем делать скоропалительные выводы.
– Ну, хорошо. Посмотрим, что решит народное вече.
– Ты так называешь нашу сходку на Золотом поле? Ну пусть будет так.
Народ между тем быстро собирался. Странное дело, лёвчиков было мало, и ходили они какие-то присмиревшие, как будто понимали, что дело серьезное. Людей набралось видимо-невидимо, как будто не только леончане пришли на Золотое поле. Места, где еще вчера красовались наши нарядные камни – тощие львы из Аполлонии, зияли пустотой, и архангельские голубчики тоже отбыли в неизвестном направлении. Я в этот день не созванивался с Соней и не знал, что у нее на повестке дня. Ни ее, ни Гидо не было видно.
Ко мне подошел падре Людвиг, рядом с ним шла миловидная барышня.
– Знаешь, Ханя, я вчера подумал, что у этого Гидо фамилия другая. Он не Скаппато, а Скопато. Это первое «о» и единичное «п» резко меняют ситуацию!2
– Лодовико, ты никогда не ругался матом по-русски. А по-итальянски вдруг перешел на нецензурщину!
– Только засранцу могла прийти в голову идея познакомиться с Фишóм.
– Вот тут я спорить с тобой не стану, засранцу и мудаку.
Барышня при профессоре Соловьеве радостно засмеялась, и мы все отправились в людскую гущу.
Между тем в гуще уже начались выступления отдельных особо активных и нетерпимых людей. Было некое подобие кафедры для таких сборищ, осталось от восьмидесятых годов. Нервная женщина преклонного возраста, мне кажется, актриса на вторые роли, с жаром душевным рассказывала всякую обыденщину, какую ценность представляют собой леонские львы и как они важны для всей концепции нашего города.
– Кажется, про концепцию Леонска в настоящий момент говорить не надо. Ведь Фиш сказал в первый же день, что его травмируют агрессивные хищники на наших статуях. Надо поговорить с самим Фишем о том, что такое наш город.
Это высказался Марик, громко и ясно. И народ сразу притих. Выкрики и споры в толпе смолкли. В это время к кафедре пробирались сквозь толпу какие-то незнакомые люди, которых возглавлял наш главный богатенький, как это называется на языке таксистов, Данила Контарский. Пятьдесят лет, кровь с молоком, высокий, плечистый, ухоженный, глаза с кругозором. Незнакомые люди со смазанным выражением лица, человек пять, по-видимому, принадлежали к миру Фиша, который пока что квартировал у Контарского-Контарини. Актрисуля сразу ретировалась, и Данила уверенно ступил на священную территорию спикера. В руках у него болталась жесткая начальственная бумажка.
– Господин мэр выбрал меня посредником в переговорах с населением Леонска. Он сожалеет о том, что первая акция не встретила одобрения граждан. Вероятно, целесообразнее всего устроить дебаты. Не будучи искушенным в деле публичных ток-шоу, господин мэр предлагает вам выбрать одного представителя, с которым он и проведет подробное обсуждение проекта «Освободимся от львов».
Толпа взревела. Ничего столь наглого от предыдущих мэров за последние двадцать пять лет по меньшей мере люди не слышали.
– Мы не астраханцы!
– Требуем открытого обсуждения!
– Мы не можем жить без львов!
– Верните нам наше святое!
– Мы потеряли все!
– Свободу леонским львам!
Тут слово взял Иван Бурмистров. Он в кризисных ситуациях сохранял удивительное спокойствие. То есть потом он за это платил страшными непрекращающимися мигренями и отнимающейся спиной, но при атаке вражьих сил всегда крепко держал стойку. Его коллеги Людвиг и Илья в таких ситуациях полностью теряли самообладание.
– Мне кажется, мы должны принять это условие. Если такой выдающийся человек, как господин Фиш, предлагает нам переговоры, мы не можем от них отказываться. Искать правду наверху, в Москве, не имеет смысла. Мы знаем, что нашему мэру даны особые полномочия. Поэтому давайте соберемся с силами и выберем того, кто может поговорить от нашего лица ясно и честно.
Люди замолкли. Послышались громкие вздохи, возгласы типа «Он прав!», «Не впадайте в отчаяние», но потом наступила тишина.
Валерия Петровна, не выходя вперед, произнесла несколько слов по-ораторски весомо:
– Мне кажется, как раз Ивана Бурмистрова и надо отправить на переговоры к мэру.
Иван побледнел и резко возразил:
– Нам, взрослым людям, слишком очевидны мотивы наших контрагентов. Надо отправить на беседу молодого человека.
– Давайте отправим туда Дмитрия Бибикова, – сказал Марик своим вибрирующим альтом. – Это безупречная кандидатура.
– Но есть еще один человек, которому я бы доверил нашу общую судьбу с бóльшим основанием, – возразил Иван. – Я говорю о Марке Волкове. На Золотом поле его знают года три как человека цельного и непредвзятого. К тому же у него ясный ум. А что ему всего пять лет, так это в данном случае скорее преимущество. Наши истины будут говорить почти что устами младенца.
Нельзя сказать, чтобы это предложение было встречено единодушным одобрением. Послышались выкрики других имен, новые предложения, и пришлось выбрать полевого секретаря, чтобы провести честное голосование. В результате недолгого обсуждения в списке кандидатов остались пятеро. Первые трое – Митя, Иван, Марк. Четвертый – Никита Морозов-Морозини, самый старый житель города, возрастом девяносто четыре года, который всю свою жизнь прожил честно, занимаясь нотариальными делами. А пятой оказалась женщина, Ксения Долина, дирижерша, которая недавно с блеском победила на международном конкурсе в Берлине. Собственно, ее выдвинули пылкие юноши, которые не хотели мириться с отсутствием женщин в списке претендентов.
