Руаль Амундсен - Северный полюс. Южный полюс
По-прежнему тишина. Похоже, будильник у них существует лишь для самообмана, помогает им внушить себе, будто они встали.
Но, чу…
– Линтром, Линтром! Ну-ка, давай вставай! Ты что, будильника не слышал!
Это Вистинг – я узнаю его по голосу. Видать, он ранняя птица.
Страшный грохот – это Линдстрём осторожно слезает на пол. Если он долго раскачивался, зато оделся в два счета. И вот уже стоит в двери с лампой в руке. На часах около 6. Выглядит он хорошо. Такой же толстый и круглый, каким был в последний раз, когда я его видел. На нем плотная одежда темно-синего цвета. На голове – вязаный колпак. Зачем? Ведь в комнате отнюдь не холодно. Дома у нас, в деревне, зимой на кухне часто бывает холоднее. Значит, не в этом дело. А, ну конечно! Линдстрём лыс и стесняется своей «ахиллесовой пяты». С лысыми так бывает.
Первым делом он кладет дрова в печку. Она стоит под окном и занимает половину кухни, вся площадь которой 2 на 4 метра. Обращаю внимание на то, как он растапливает. У нас дома заведено сперва настрогать лучину, потом аккуратно положить дрова. Линдстрём сует их как попало, без всякого порядка. Ну, если они у него теперь разгорятся, то он ловкач! Пока я соображаю, как он справится с этой задачей,
Линдстрём решительно нагибается и не задумываясь, словно так и надо, плескает на дрова керосином. Да не каплю-другую, а льет столько, чтобы быть уверенным в успехе. Теперь спичку… Все понятно, хитро придумал. Но если бы Хассель это видел…
Кастрюля еще с вечера наполнена водой, остается лишь подвинуть ее, чтобы освободить место для кофейника. На таком огне кофе живо закипит. Пылает так, что в трубе гул стоит. Видно, этот молодец не знает нехватки в горючем.
Удивительно, что это Линдстрём так торопится сварить кофе. Насколько я понимаю, завтрак в 8, а сейчас всего четверть седьмого. Вон как прилежно мелет, даже щеки трясутся. Если качество соответствует количеству заварки, кофе должен получиться на славу.
– А, черт! – слышно утреннее приветствие Линдстрёма. – Этой кофейной мельнице место на помойке! Прямо хоть сам разгрызай зерна. И то было бы скорее.
Что верно, то верно. После четверти часа прилежной работы набирается только-только на одну заварку. А на часах уже половина седьмого. Так, заварил. Запах, запах-то какой! Где только Амундсен достает такой кофе? Тем временем кок набил свою трубку и знай дымит натощак. Непохоже, чтобы ему это вредило. Эй! Кофе убежал. Пока кофе закипал, а Линдстрём курил, я все пытался сообразить, куда он спешит? Балда, как я сразу не понял. Просто он хочет выпить горячего, свежего кофе, пока еще не поднялись остальные. Только ивсего.
Когда кофе вскипел, я сел поудобнее в уголке на складной стул и приготовился смотреть, как Линдстрём будет наслаждаться. Но он и тут поразил меня. Снял кофейник с огня, взял чашку с полки, чайник со стола и налил себе – вы не поверите! – холодного вчерашнего чая.
– Ну, и чудак! – подумал я про себя.
После этого его внимание привлекла эмалированная миска, которая стояла на полке над плитой. Хотя на кухне было жарко – термограф, висящий под потолком, показывал +29°, – для таинственного содержимого миски этого, очевидно, было мало. Она была так закутана в полотенца и одеяла, словно страдала сильной простудой. Время от времени Линдстрём бросал на миску испытующий взгляд. Посмотрит на часы и опять с задумчивым видом приподнимет одеяло.
Но вот лицо его просветлело, он издает протяжный и не очень мелодичный свист, нагибается, хватает мусорный совок и бежит в тамбур. Мой интерес достиг предела. Что теперь будет? Через минуту он возвращается с радостной улыбкой, неся полный совок угля.
Если прежде меня одолевало любопытство, то теперь к нему примешивается страх. Отодвигаюсь подальше от плиты, сажусь прямо на пол и гляжу на термограф. Так и есть, график полез вверх. Это уж слишком. Решаю, как только вернусь домой, посетить метеорологический институт и доложить там о том, что я тут видел.
Даже на полу, где я сижу, жара становится невыносимой. А каково ему… Господи, что это такое, он усаживается прямо на плиту! Не иначе, помешался. Я готов закричать от ужаса, но тут отворяется дверь и из комнаты выходит Амундсен.
Облегченно вздыхаю. Уж он-то наведет порядок. На часах – десять минут восьмого.
– Доброе утро, толстяк!
– Доброе утро!
– Что за погода сегодня?
– Когда я выходил, был восточный ветер, шел снег, но это было уже довольно давно.
Ну и ну! Линдстрём с невозмутимым видом толкует о погоде, хотя я могу поклясться чем угодно, что он с утра еще не выходил за дверь.
– Ну, а тут как дела? Удается? – Амундсен с интересом глядит на таинственную миску.
Линдстрём снова приподнимает одеяло.
– Да поднимается, но уж и пришлось мне поднажать сегодня.
– Оно и видно. – С этими словами Амундсен выходит наружу.
С одной стороны, меня занимает содержимое миски, с другой стороны, я предвкушаю возвращение Амундсена и продолжение метеорологической дискуссии.
А вот и он уже вернулся. Видно, температура воздуха на дворе не из приятных.
– Простите, дорогой друг, – Амундсен садится на складной стул рядом со мной, – как вы сказали, какая была погода с утра?
Я посмеиваюсь про себя. Это становится совсем весело.
– Я выходил в шесть, дул восточный ветер, валил густой снег.
– Гм! Что-то с тех пор удивительно быстро прояснилось, и ветер стих. Сейчас полное безветрие, ясно.
– Я так и думал. Ветер явно шел на убыль, и на востоке просвет появился.
Ловко выкрутился. А теперь опять взялся за миску. Переносит ее с полки над плитой на стол. Снимает один за другим покровы, в которые она закутана, и вот уже миска предстает во всей своей наготе. Я не могу удержаться, подхожу поближе. Что ж, в самом деле есть на что посмотреть! Миска полна до краев золотистым тестом, и по множеству пузырьков воздуха и прочим признакам сразу видно, что тесто удалось. Я начинаю проникаться почтением к Линдстрёму. Молодец, да и только! Лучшего теста и у нас дома ни один кондитер не приготовит.
На часах 7.25. Похоже, здесь все делается по часам. Линдстрём бросает последний взгляд на предмет своих забот, берет бутылочку со спиртом и идет в соседнюю комнату. Пользуюсь случаем проскользнуть туда следом за ним. Оставаться с Амундсеном, который дремлет, сидя на стуле, не очень-то интересно. В комнате полный мрак, а атмосфера… нет, тут все десять атмосфер!
Тихо стою у дверей, тяжело дыша. Линдстрём возится в темноте, ищет ощупью спички, наконец находит, чиркает и зажигает спирт в чашечке под висячей лампой. При свете горящего спирта ничего не видно, можно только гадать. Правда, кое-что слышно. До чего же ребята здоровы спать!
