Жан Франсуа Лаперуз - Путешествие по всему миру на «Буссоли» и «Астролябии»

Другие проводят зиму, как и лето, в балаганах — подобии деревянных голубятен, покрытых соломой и возведенных на столбах высотой двенадцать-тринадцать футов, куда женщины и мужчины поднимаются по весьма неудобным лестницам. Однако вскоре эти строения исчезнут: камчадалы склонны к подражанию и усваивают почти все обычаи своих завоевателей. Женщины уже носят прически и почти всю одежду по моде русских, и язык последних господствует во всех острогах, что лишь благотворно, поскольку каждая камчадальская деревня говорила на своем особом наречии и жители соседних селений не понимали друг друга.

Хотя русские и установили в этом суровом климате деспотическую форму правления, их можно похвалить за то, что они смягчают ее принципами кротости и справедливости, делая незаметными ее плохие стороны. Русских нельзя упрекнуть в жестокости, как англичан в Бенгалии или испанцев в Мексике и Перу.

Подати, возложенные на камчадалов, настолько незначительны, что их можно считать лишь данью благодарности по отношению к русским, и полдня охоты принесет добычу, достаточную, чтобы уплатить годовой налог. Удивительно видеть в этих маленьких домиках, более жалких, чем хижины наших беднейших крестьян в горных селениях, столь значительное количество монет, и притом среди населения малочисленного. Они потребляют так мало русских и китайских товаров, что торговый баланс всегда в их пользу и приходится оплачивать им излишек в рублях.

На Камчатке пушнина намного дороже, чем в Кантоне, что служит доказательством того, что торговля в Кяхте до сих пор не ощутила преимуществ нового пути сбыта, открытого в Китай. Китайские купцы, несомненно, обладают умением незаметно сбывать меха, наживая себе огромные богатства, ибо в Макао они купили у нас за десять жалких пиастров то, что продадут за сто двадцать в Пекине.

Шкурка выдры стоит в Петропавловской гавани тридцать рублей, соболя — три или четыре рубля. Цену лисьих шкур невозможно установить — я говорю не о черно-бурых лисах, которые слишком редки, чтобы учитывать их, и чьи шкурки стоят свыше ста рублей. Шкуры песца и обыкновенной лисицы стоят от двух до двадцати рублей, в зависимости от того, насколько они близки к черному или рыжему цвету. Последние отличаются от французских лис лишь мягкостью и густотой своего меха.

Англичане, кому благоприятный устав их [Ост-Индской] компании позволял приложить всю инициативу, на которую они способны, к частной торговле индийскими товарами, в прошлом году отправили маленькое судно на Камчатку. Его снарядил один из торговых домов Бенгалии. Командовал кораблем капитан Питерс, который вручил полковнику Козлову письмо на французском. Губернатор дал мне его прочитать. Во имя тесного союза двух стран в Европе, капитан просил разрешить ему торговать на Камчатке и привозить сюда различные товары из Индии и Китая — такие, как ткани, сахар, чай и арак[195], принимая в качестве оплаты камчатскую пушнину.

Мсье Козлов был слишком просвещенным человеком, чтобы не понимать, что подобное предложение было бы разорительно для российских купцов, которые продавали все эти товары камчадалам с большой выгодой и получали еще больше на торговле пушниной, которую англичане хотели экспортировать. Но он также знал, что иностранцам иногда дают разрешение на ограниченную торговлю в ущерб метрополии ради роста колонии, которая впоследствии обогащает свою страну, когда достигает той степени развития, при которой более нет нужды в иностранных покупателях и поставщиках. Это соображение помешало мсье Козлову принять решение по данному вопросу, и он позволил англичанам отправить свое предложение правительству в Петербург.

Впрочем, он сознавал, что даже если прошение англичан будет удовлетворено, Камчатка потребляет слишком мало индийских и китайских товаров и при этом имеет слишком выгодный сбыт пушнины в Кяхте, чтобы негоцианты из Бенгалии смогли извлечь пользу из подобных спекуляций. Помимо всего прочего, то самое судно, которое доставило это торговое предложение, потерпело крушение возле острова Медный через несколько дней после отбытия из Авачинской бухты. Спаслись только два человека: я говорил с ними и помог им одеждой, в которой они испытывали крайнюю нужду. Таким образом, корабли капитана Кука и наши фрегаты — пока единственные суда, чье посещение этой части Азии прошло благополучно.

Я должен был бы рассказать читателю о Камчатке более обстоятельно, если бы не труды Кокса[196] и Стеллера[197], сообщающие все основные подробности. Редактор «Третьего путешествия» капитана Кука черпал сведения из этих источников и возродил интерес к этой стране, о которой уже написано больше, чем о многих внутренних областях Европы, и которую в отношении климата и растительности можно сравнить с побережьем Лабрадора вблизи пролива Бель-Иль[198].

Однако люди, как и животные, здесь совсем другие. Камчадалы, как мне кажется, — представители того же народа, который населяет залив Де-Кастри на побережье Татарии. Им свойственны такие же кротость и честность, их физический облик отличается очень мало. Таким образом, камчадалов следует сравнивать с эскимосами не более, чем соболей с канадскими куницами.

Авачинская бухта — несомненно лучшая, удобнейшая и безопаснейшая из всех, какие только можно встретить в любой части света. Вход в нее узок, и суда можно было бы заставить проходить под пушками укреплений, которые там легко возвести. Грунт илистый и превосходно держит якорь. Две просторные гавани, одна на восточном, другая на западном берегу, способны вместить все корабли французского и английского флотов[199].

В бухту впадают реки Авача и Паратунка, однако их устья преграждены песчаными отмелями, и в них можно войти лишь в полную воду. Селение находится на косе, которая, подобно рукотворному молу, образует позади деревни маленькую гавань, закрытую со всех сторон, словно амфитеатром. Три или четыре расснащенных судна могли бы провести там зиму. Вход в этот своеобразный водоем не шире двадцати пяти туазов, и природа не смогла бы предложить ничего более безопасного и удобного.

Именно на берегу этой бухточки мсье Козлов намеревается заложить город, который когда-нибудь станет столицей Камчатки и, вероятно, одним из крупнейших центров торговли с Китаем, Японией, Филиппинами и Америкой. К северу от места этого предполагаемого города находится широкий пруд с пресной водой, всего лишь в трехстах туазах протекает несколько ручьев, которые вместе легко обеспечат все необходимые удобства для большой колонии.