Дети капитана Гранта (худ. В. Клименко) - Верн Жюль Габриэль
— А где же он? — живо спросил Гленарван.
— В каюте бака под стражей, — ответил Том Остин.
— А почему вы арестовали его?
— Потому, что когда Айртон увидел, что яхта плывет в Новую Зеландию, то пришел в ярость и хотел заставить меня изменить направление судна, потому, что он угрожал мне, потому, наконец, что он начал подстрекать мою команду к бунту. Я понял, что это опасный малый, и принял необходимые меры предосторожности.
— А что было дальше?
— С тех пор он сидит в каюте и не пытается из нее выйти.
— Вы хорошо поступили. Том!
Тут Гленарвана и Джона Манглса пригласили в кают-компанию: завтрак, о котором они так мечтали, был подан. Все сели за стол, и ни слова не было сказано об Айртоне. Но после завтрака, когда путешественники подкрепились и собрались на палубе, Гленарван сообщил им, что бывший боцман находится на «Дункане» и что он хочет при них допросить Айртона.
— А можно мне не присутствовать на этом допросе? — спросила леди Элен. — Признаюсь, дорогой Эдуард, что мне будет тяжело видеть этого несчастного.
— Это будет очная ставка, Элен, — ответил Гленарван. — Очень прошу вас остаться. Нужно, чтобы Бен Джойс встретился лицом к лицу со всеми своими жертвами.
Это соображение заставило Элен сдаться. Она и Мери Грант сели подле Гленарвана. Вокруг разместились майор, Паганель, Джон Манглс, Роберт, Вильсон, Мюльреди, Олбинет — все те, кто так жестоко пострадал от предательства каторжника. Команда яхты, не понимая всей важности происходящего, хранила глубокое молчание.
— Приведите Айртона, — сказал Гленарван.
Глава восемнадцатая. АЙРТОН ИЛИ БЕН ДЖОЙС?
Ввели Айртона. Он уверенным шагом прошел по палубе и поднялся по трапу в рубку. Его взор был мрачен, зубы стиснуты, кулаки судорожно сжаты. В нем не было видно ни вызывающей дерзости, ни смирения.
Оказавшись перед Гленарваном, он молча скрестил руки на груди и ждал допроса.
— Итак, Айртон, — начал Гленарван, — вот мы с вами теперь на том самом «Дункане», который вы хотели передать шайке Бена Джойса.
При этих словах губы боцмана слегка задрожали. Легкая краска покрыла его бесстрастное лицо. Но то была не краска раскаяния, а краска стыда за постигшую его неудачу. Он — узник на той яхте, которой он собирался командовать, и его участь должна была решиться через несколько минут. Он молчал. Гленарван терпеливо ждал, тот продолжал молчать.
— Говорите, Айртон, — промолвил наконец Гленарван. — Что вы можете ответить мне?
Айртон, видимо, колебался. Морщины на лбу его стали глубже. Наконец он сказал спокойно:
— Мне нечего говорить, сэр. Я имел глупость попасться вам в руки. Поступайте, как вам будет угодно.
Сказав это, боцман устремил взгляд на берег, расстилавшийся на западе, и сделал вид, что ему глубоко безразлично все происходящее вокруг. Глядя на него, можно было подумать, что он не имеет ко всему происходящему никакого отношения. Но Гленарван решил держать себя в руках. Ему хотелось во что бы то ни стало выяснить некоторые подробности таинственного прошлого Айртона, особенно той части его прошлого, которая относилась к Гарри Гранту и «Британии». Он возобновил допрос. Он говорил мягко, стараясь подавить кипевшее в нем негодование.
— Я полагаю, Айртон, — снова заговорил он, — что вы не откажетесь ответить на некоторые вопросы, которые я хочу задать вам. Прежде всего скажите, как вас звать: Айртон или Бен Джойс? Были вы или не были боцманом на «Британии»?
Айртон все так же безучастно продолжал смотреть на берег, словно не слышал вопросов.
В глазах Гленарвана вспыхнул гнев, но он сдержал себя и продолжал допрашивать боцмана:
— Ответьте мне: при каких обстоятельствах вы покинули «Британию» и почему оказались в Австралии?
То же молчание, тот же безразличный вид.
— Послушайте, Айртон, — еще раз обратился к нему Гленарван, — в ваших интересах отвечать: только откровенность может облегчить вашу участь. В последний раз спрашиваю вас: желаете вы отвечать или нет?
Айртон повернулся к Гленарвану и посмотрел ему прямо в глаза.
— Сэр, я не буду отвечать, — произнес он, — пусть правосудие само изобличит меня.
— Это будет очень легко сделать, — заметил Гленарваи.
— Легко, сэр? — насмешливо спросил Айртон. — Мне кажется, вы ошибаетесь, сэр. Я утверждаю, что лучший судья стал бы в тупик, разбирая мое дело. Кто объяснит, почему я появился в Австралии, раз капитана Гранта здесь нет? Кто докажет, что я и Бен Джойс одно и то же лицо, поскольку мои приметы дает полиция, а я никогда не бывал в ее руках, сообщники же мои все на свободе? Кто, кроме вас, может обвинить меня не только в каком-либо преступлении, но даже в проступке, достойном порицания? Кто может подтвердить, что я хотел захватить это судно и передать его каторжникам? Никто! Слышите? Никто! Вы подозреваете меня? Хорошо. Но нужны доказательства, чтобы осудить человека, а у вас их нет. До тех пор, пока у вас их не будет, я — Айртон, боцман «Британии».
Говоря это, Айртон оживился, но потом снова впал в прежнее безразличие. Он, очевидно, предполагал, что его заявление положит конец допросу, но ошибся.
Гленарван заговорил снова:
— Айртон, я не судебный следователь, которому поручено расследовать ваше прошлое. Это не мое дело. Нам важно выяснить наши взаимоотношения. Я не выпытываю у вас того, что могло бы вас скомпрометировать. Это дело правосудия. Но вам известно, какие поиски я предпринял, и вы одним намеком можете навести меня на утерянный след. Согласны вы отвечать?
Айртон отрицательно покачал головой, как человек, решивший молчать.
— Скажете вы мне, где находится капитан Грант? — спросил Гленарван.
— Нет, сэр, — ответил Айртон.
— Скажете вы мне, где потерпела крушение «Британия»?
— Нет!
— Айртон, — сказал почти умоляющим тоном Гленарван, — если вам известно, где находится Гарри Грант, то скажите об этом не мне, но его бедным детям, ведь они ждут от вас хотя бы одно слово!
Айртон заколебался. На его лице отразилась внутренняя борьба. Но он все же тихо ответил:
— Не могу, сэр.
И тут же резко, словно раскаиваясь в минутной слабости, добавил:
— Нет! Нет! Вы ничего от меня не узнаете! Можете меня повесить, если хотите.
— Повесить! — вскричал, выйдя из себя, Гленарван.
Но, овладев собой, он сказал серьезно:
— Айртон, здесь нет ни судей, ни палачей. На первой же стоянке вы будете переданы английским властям.
— Только этого я и прошу, — заявил боцман.
Сказав это, он спокойным шагом направился в каюту, служившую ему тюрьмой. У ее дверей поставили двух матросов, которым было приказано следить за каждым движением заключенного.
Свидетели этой сцены разошлись, одновременно возмущенные и в отчаянии.
Поскольку Гленарвану не удалось ничего выпытать у Айртона, то что ему оставалось делать? Очевидно, только одно — привести в исполнение план, задуманный в Идене: возвращаться в Европу, с тем чтобы когда-нибудь впоследствии возобновить поиски, а сейчас приходилось отказаться от этой мысли, ибо следы «Британии» безвозвратно утеряны, документ не допускал никакого иного толкования, так как на протяжении тридцать седьмой параллели уже не было ни единой не исследованной ими страны. Таким образом, «Дункану» оставалось только идти обратно на родину. Гленарван, посоветовавшись с друзьями, обсудил с Джоном Манглсом более подробно вопрос о возвращении.
Джон осмотрел угольные ямы и убедился, что угля хватит не больше чем на пятнадцать дней. Значит, на первой же стоянке необходимо пополнить запас топлива. Джон предложил Гленарвану плыть в бухту Талькауано, где «Дункан» однажды уже пополнил запасы перед тем, как пуститься в кругосветное плавание. Это был прямой путь, как раз по тридцать седьмой параллели. Снабженная с избытком всем необходимым, яхта поплывет на юг и, обогнув мыс Горн, направится по Атлантическому океану в Шотландию.
Когда этот план был одобрен, механик получил приказ разводить пары. Полчаса спустя «Дункан» взял курс на бухту Талькауано, яхта понеслась по зеркальной глади океана, и в шесть часов вечера последние горы Новой Зеландии скрылись в горячих клубах тумана, опоясывающего горизонт.
