Светлые воды Тыми - Семён Михайлович Бытовой
Но вскоре пришла осень, и зарядили холодные дожди. Раскисший сибирский тракт обезлюдел, и надеяться, как прежде, на оказию было трудно.
Опять начались долгие сидения в деревнях, и неизвестно, сколько времени длились бы эти вынужденные сидения, если бы не новый приказ из Москвы — на этот раз иркутскому начальству: всякими средствами ускорить доставку иноземца из Японского государства.
Как дальше свидетельствуют исторические документы, без месяца год длилась дорога из Якутска в Москву.
«1702 год, генваря в 8 день... присланного из Якуцкого иноземец Денбей ставлен перед великого государя в Преображенском, и великий государь приказал его, Денбея, в Москве учить русской грамоте, где прилично, а как он русскому языку и грамоте навыкнет, и ему Денбею, дать в научение из русских робят человека 3 или 4 — учить их японскому языку и грамоте. А о крещении в православную христианскую веру дать ему, иноземцу, на волю, и ево, иноземца, утешать и говорить ему: как он русскому языку и грамоте навыкнет и русских робят своему языку и грамоте научит — и ево отпустят в японскую землю. А ныне ему, иноземцу, пока он в Москве будет, давать своего великого государя жалованье на корм и на одежу по небольшому, чем ему пронятца...»
Спустя полгода Петр уже запрашивает Приказ артиллерии, где находился Денбей: «...отписать в Сибирский Приказ Японского государства иноземец русскому языку и грамоте научен ль, и своему языку и грамоте робят сколько человек выучил и ныне учит ли?»
По просьбе Петра Денбей составил подробную «скаску» о своей стране, о которой в России тогда почти ничего не знали, и это, как предполагают, было первое достоверное сообщение о Японии.
Как и было обещано Петром, Денбею, после того как он обучил русских ребят, предложили вернуться на родину, но японца страшно пугала обратная дорога длиною в год, особенно лютые сибирские морозы, и он пожелал остаться в Москве.
Через год Денбей крестился, взял русское имя Демьян Поморцев (не забыл, как называла его ласково «Демьянушкой» добрая женщина в Сибири) и поступил учителем японского языка в учрежденную Петром школу толмачей...
...Все более настойчивыми становятся требования Петра о быстрейшем разведывании «Носа Камчатские земли в море и островов», а также и Японии: «...какими путями в сии земли проезд... и могут ли жители онной иметь дружбу и торговлю с русскими».
В наказе, который, в свою очередь, дает якутский воевода казачьему десятнику Василию Савостьянову, посланному «на службу в Камчатку», прямо говорится: «И домогатца ему всякими мерами... чтобы учинить с Японским государством меж русскими людьми торги немалые... И приложить тщание о сыску иных народов богатых, которые реки в Море-Окиан Восточный впали и живут на островах, и проведывать про них ласкою, и учинить с ними дружбу и торговые промысла. И про те народы всякую ведомость имать: какие у них товары и богатства, и что им из Сибири годно, каких товаров, и про их правление и силу, и оружие, и обычай, и всякие их поступки, и под чьею они властию, и от камчадальского пути с которой стороны из Якуцка до тех островов ближе чертеж особый учинить».
Все чаще стали возникать на Камчатке среди зачьей вольницы бунты против правительственных чиновников и приказчиков, которые, взимая с местных жителей ясак, немалую толику утаивали от государевой казны, присваивали себе.
Зачинщиками одного такого бунта были землепроходцы Данило Анцыферов и Иван Козыревский.
Для усмирения бунтовщиков из Якутска был послан «государев человек» Петр Татаринов. Однако в наказе, который дал ему воевода, специально оговаривалось: «...чтобы зачинщиков всякой смуты смертию не казнить и служилым наказания не чинить, если они заслужат прощение... открытием новых землиц».
Данило Анцыферов и Иван Козыревский, виновные не только в смуте, но и в том, что подослали к Атласову убийц, вызвались «заслужить вины свои в приискивании морских островов и проведании Японского царства».
Во время похода Анцыферов в столкновении с «курильцами» был убит, а Козыревский возглавил ватажку из пятидесяти пяти служилых людей и одиннадцати ясачных инородцев: «...проведал-де он, Иван, на море, против Камчацкого Носу, за переливами, три острова, и с двух островов языков взял боем, да одежды крапивныя и дабиныя и шелковыя, и сабли и котлы он, Иван, взял же; и за опозданием морского пути он, Иван, возвратился на Камчатку, и тех иноземцев и одежды и сабли и котлы привез он, Иван, в Камчадальские остроги... и подал-де всему, за своею рукою, и тем островам чертеж, даже и до Матманского[34] острова».
За смелые походы на Курилы и «доезды», в которых впервые были подробно описаны неведомые доселе острова, быт и нравы тамошних жителей — курильцев — и даны сведения о кратчайшем пути в Японию, с Козыревского не только полностью сняли вину, но и наградили его от государевой казны... десятью рублями...
Мучимый угрызениями совести за участие в убийстве Владимира Атласова, Козыревский, вернувшись на материк, постригся в монахи и жил в смиренном уединении под именем отца Игнатия.
В 1733 году, прослышав о том, что готовится камчатская экспедиция Беринга, Козыревский подал в Москву челобитную, в которой снова напомнил о своих заслугах и открытии новых земель. Он просил высокий Сибирский Приказ освободить его из монастырского заточения и разрешить отправиться в новое далекое плавание. «В 1712 году до монашества своего, — читаем мы в челобитной, — послан я был за проливы для проведания островов и Японского государства, также новых землиц всяких народов; следовал туда мелкими судами без мореходов, компасов, снастей и якорей. На ближних островах против Камчатского Носу живут самовластные иноземцы, которые не сдавались на сговор наш, дрались с нами; они в воинском деле жестокие и имеют сабли, копья, луки со стрелами. Милостью господа бога мы оных иноземцев имали в полон и брали их платья шелковыя и дабиныя и крапивныя... А какой через вышеназванные острова путь лежит к городу Матмаю на Нифонтовой (Японской) земле, и в кое время идти морем и на каких судах, и какими запасами, и сколько надобно людей, о том объявлено ныне Якуцкой канцелярии, и желаю объявить подробно в Москве судьям некоторой коллегии... А потому и прошу отпустить меня из Якуцка на собственной кочте за опасным арестом в Москву, и в
