Фердинанд Врангель - Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю
Наш плот от долгого плавания весьма пострадал и не мог противостоять большим льдинам, которые неслись по реке. Добродушный Коркин, видя мое затруднение, предложил мне свой карбас, на котором и отправился я далее. Ветер был попутный; мы поставили парус, и в короткое время достигли Молоткова, где несколько юкагирских семейств рыбной ловлей снискивали себе скудное пропитание.
Несмотря на быстрое течение, Анюй дал уже большие забереги и местами покрылся тонким льдом; он ломался, однакож, от напора нашего карбаса. Зимние морозы приближались. Первое обитаемое местечко Байково лежит отсюда в 100 верстах. Опасаясь замерзнуть на реке прежде, нежели достигнем его, я решился на всякий случай нанять в Молоткове семь собак с нартой и взять их с собой на лодку.
С рассветом 15 сентября мы выехали из Молоткова и местами с трудом и опасностью пробивались сквозь лед. Несмотря на то, проехали мы 50 верст и к ночи достигли Русского острова, покрытого густым, высокоствольным лиственичным лесом. Недалеко от него две большие льдины затерли нашу лодку, и с трудом, промокши насквозь, выбрались мы на берет, вытащив с собой собак, нарту и наши вещи. Здесь предстояло нам прожить несколько дней, а потому тотчас устроили мы себе шалаш из шестов и ветвей, покрыли его сверху мхом, снегом и облили водой, так что составили себе довольно прочное и теплое жилище. Привязав собак вокруг шалаша и обезопасив тем себя от внезапного нападения медведей, мы развели огонь, сварили ужин и провели ночь весьма хорошо.
Два дня прожили мы на острове. Лед был так еще тонок, что 17 сентября спутник мой проломился на нем и едва спасся.
Наконец, 18 сентября можно было ехать далее, и мы счастливо переправили свою нарту на южный берег реки. Собаки наши были еще слабы, так что едва тащили пустые сани. Мы подвигались медленно, и в два дня проехали только 15 верст. Несмотря на сильные морозы, лед был еще тонок и два раза проламывался под нартой.
Сентября 20-го лед несколько окреп; собаки по хорошей дороге бежали скорее. В 15 верстах от ночлега заметили мы на левом берегу дым. Я поспешил туда в надежде найти людей, но в середине реки лед подо мной преломился, и только с помощью шеста удержался я над водой. К счастью, подоспел юкагир и на нартовом ремне вытащил меня на твердый лед. Обходом мы достигли берега и встретили там бедное семейство ламутов. Они лишились оленей, своего единственного богатства, и перешли сюда для рыбной ловли. Ламуты были счастливее юкагиров, имея у себя порядочный запас сушеной и мерзлой рыбы, и уступили нам ее достаточное количество для нас и наших собак. Ночью подул так называемый теплый ветер и принудил нас остановиться два дня на месте. Только 23 сентября отправились мы далее, и не без опасности достигли деревни Байковой. Здесь еще летовало одно русское семейство из Нижне-Колымска.
Наконец, 24 сентября возвратился я в Колымский острог после 94-дневного отсутствия.
Глава восьмая
Четвертая поездка по льду и опись берега до острова Колючина. — Съезд. — Встреча с чукчами на Шелагском мысе. — Сказание о земле на Север. — Путь по морю. — Полыньи и тонкий лед. — Поворот. — Опасное положение. — Потеря части запасов. — Выезд на берег. — Встреча с Матюшкиным. — Известие о Шалаурове. — Продолжение описи морского берега до острова Колючина. — Замечания о чукчах. — Недостаток путевых припасов и крайнее изнурение собак. — Возвращение. — Заключение.Зима 1822 и 1823 годов, по понятиям здешних обитателей, была гораздо умереннее обыкновенной, потому что термометр только однажды (10 января) спустился на 37° мороза, и северные сияния показывались редко и слабо. Несмотря на то, нельзя было решиться предпринять зимой путешествия по Ледовитому морю, где стужа сама по себе сильнее, а при совершенном недостатке прочного жилища и топлива, — гораздо чувствительнее. Потому отложил я путешествие до наступления более умеренного времени года, а между тем занимался затруднительными и продолжительными сборами и приготовлениями к поездке, или, сидя в моей хижине у ярко пылающего чувала, за толстыми ледяными окнами, приводил в порядок и записывал сделанные в течение прошлого лета наблюдения и описи.
Приезд Тарабукина, бывшего верхоянского окружного исправника, занявшего ту же самую должность в Колымске, произвел весьма приятную перемену в однообразии нашей жизни. Деятельный чиновник сей, принимая живейшее участие в успехе нашей экспедиции и зная притом очень хорошо здешнюю страну, всячески старался нам быть полезным.
В прошлом году рыбная ловля была весьма изобильна, и собаки, в которых мы всего более нуждались для нашей поездки, с прекращением заразы оправились и снова размножились. Тарабукин употребил сии и другие благоприятные обстоятельства в нашу пользу, нимало не стесняя тем обитателей, а, напротив, доставляя им от того выгоды.
Большие запасы корма для собак были перевезены в стан наш у Большой Баранихи, к Малому Баранову Камню и в Сухарное, а также в Походск, Черноусову, Малое Чукочье и в Нижне-Колымск, так что по крайней мере в сем отношении были мы обеспечены.
Зная на опыте, как мало можно надеяться на вспомоществование окрестных жителей, при всем старании могущих доставить только небольшое число собак, годных для дальнего и продолжительного путешествия, я не ограничился Колымой, а обратился к прибрежным жителям рек Индигирки, Хромы и Яны, у которых собаки обыкновенно бывают очень хорошо выезжены. Для вернейшего успеха объехал я сам сии страны и остановился на некоторое время в Усть-Янске, где спутник мой, лейтенант Анжу, оказал мне деятельное вспомоществование. Мне удалось уговорить племена, живущие по берегам упомянутых рек, выставить для предлежащего путешествия нашего 15 хороших нарт с самыми надежными собаками и провиантом на два месяца. Обеспеченный и с сей стороны, возвратился я в конце, 1822 года в Нижне-Колымск и с уверенностью мог надеяться, что для успешного окончания нашей экспедиции не представится уже никакого существенного и неудобоотклонимого препятствия.
Употребив в пользу время, до нашего отъезда остававшееся, отправил я 30 января 1823 года штурмана Кузьмина, на двух нартах к Медвежьим островам для точнейшего определения положения Крестового острова и чтобы увериться в существовании предполагаемого в том краю другого острова под тем же названием. Февраля 17-го, несмотря на сильные морозы, окончил штурман Козьмин свое чрезвычайно трудное путешествие и представил мне подробные описи как Медвежьих островов вообще, так и Крестового особенно. Он убедился, что другой Крестовый остров не существует: по крайней мере, все разъезды и старания Козьмина найти его были тщетны.
