Леонид Кавелин - Старый Иерусалим и его окрестности. Из записок инока-паломника
Наследник Хозроя заключил мир с Ираклием, возвратив ему Древо Креста, бывшее в плену четырнадцать лет, и Патриарха Захарию вместе с другими пленными; но престарелый Патриарх не долго пережил свое освобождение; место его заступил достойный блюститель и обновитель Святого Града архимандрит Модест, но и он после пятилетнего управления Иерусалимскою Церковью скончался; а место его занял питомец той же славной обители священноинок Софроний, единодушно избранный на патриаршую кафедру Святого Града в 633 году.
В патриаршество Софрония прекратилось совершенно владычество греческих императоров на востоке, ибо арабский халиф Омар взял Иерусалим. Софроний мужественно отстоял перед победителем свою Церковь и паству, убедив Омара не нарушать условий, на которых сдался ему город после двухлетней осады, и сохранил для христиан заветное святилище. Но чувствительная душа святителя не вынесла скорби видеть Святой Град и его святыни в руках неверных, и он сошел во гроб († 640), оплакивая плачем Иеремии неисповедимую для ума человеческого судьбу Святого Града.
Неправильное изложение веры императора Ираклия в пользу ереси монофелитов, и в особенности типы или образы, изданные его внуком Константием, запрещавшие всякие рассуждения о вере, побудили святого Папу Мартина созвать в Риме собор Латеранский, чтобы защитить православие (в 649 году). В числе представителей от Церкви Иерусалимской присутствовали на этом соборе настоятель Феодосиевой обители архимандрит Феодор[87] и три инока: Иоанн, Стефан и Леонтий.
По свидетельству летописца Феофана, первые годы IX столетия были столь бедственны для христиан палестинских, что от непрестанных разбоев, грабежей и насилий христиане бежали из Сирии и иноки вынуждены были оставить пустынные монастыри; в числе последних запустела тогда и знаменитая лавра Пр. Саввы и соседственная с нею обитель Пр. Феодосия. Долго ли продолжалось это запустение, определительных сведений нет. Обновление сих обителей всего вероятнее могло совершиться в первой половине XI века, одновременно с обновлением храма Воскресения (с 1048 года, в царствование Константина Мономаха), разоренного нечестивым халифом Хакемом.
После завладения Иерусалима крестоносцами (в 1082 году) мы имеем краткое описание Феодосиева монастыря в «хождении в Иерусалим» нашего первого паломника-писателя игумена Даниила: «И есть, – пишет он, – от Иерусалима 6 поприщ до Феодосиева монастыря. Тот же монастырь на горе, городом оделан, видети от Иерусалима[88]. И ту есть печера на той горе среди монастыря того; в той же печере волсви ночлег сотвориша, егда уклонишася от Ирода царя; ту ныне лежат святый Феодосий и инии святии отцы мнози ту лежат, и туже в той печере и мати святого Саввы и Феодосиева мати ту лежит»[89].
В конце XI столетия, за пятнадцать лет до завоевания Иерусалима Саладином, в последние годы рыцарского королевства, посетила Иерусалим русская княжна, смиренная игуменья Полоцкого девичьего монастрыря Св. Евфросиния. Чувствуя приближение своей кончины, она послала в лавру Пр. Саввы просить архимандрита и братию, чтобы дал ей место на погребение в их обители; но они отказали, говоря: «заповедь имеем от святого отца нашего Саввы, чтоб никогда не погребать жен в его обители; но есть близ нас Феодосиев общежительный монастырь Пресвятыя Богородицы, в коем многие жены покоятся: там и мать святого Саввы (София) и мать святого Феодосия (Евлогия) и мать святого бессребреника Феодотия, и иные; посему и богоугодной Евфросинии прилично быть там положенной». С честью была погребена княжна русская в обители Пр. Феодосия в паперти церкви Пресвятыя Богородицы 23 мая 1173 года, но впоследствии святые мощи ее были перенесены в Киев, где и почивают поныне в пещерах. Дальнейшие судьбы обители Феодосиевой неизвестны: вероятно, она запустела одновременно с Саввинской лаврой в конце XIV или в начале XV столетия и уже более не восставала из развалин.
Я пробовал проникнуть в святую пещеру, но обвалившиеся своды невдалеке от входа не позволили проникнуть в ее глубину, и никаких следов святыни уже не видно в уцелевшей ее части; самая пещера на половину своей высоты засыпана землею, – это можно заключить из сказанного в «Духовном Луге» в житии старца Христофора, который, спускаясь ежедневно в эту пещеру для молитвы, творил коленопреклонения на каждой из восемнадцати ступеней ее лестницы, тогда как теперь ее спуск едва составляет две-три ступени. Вокруг пещеры сохранились только основания бывших зданий и ограды, а в наиболее уцелевших местах бедуины устроили свои закрома, для сбережения хлебных запасов.
Священные развалины в течение стольких веков тщетно ждут обновления, и православные арабы нередко спрашивают русских поклонников: скоро ли вы построите здесь монастырь? на что получают в ответ: когда будет угодно Богу. Святость места, исторические воспоминания, близость к Иерусалиму, Вифлеему и обители Пр. Саввы, красивое местоположение на горе, чистый воздух и плодородные вокруг поля, способные для разведения виноградников, – действительно представляют все удобства для возграждения сей обители, если бы нашлись ревнители безмолвной иноческой жизни… Но основателю новой киновии, кто бы он ни был, не худо предварительно изучить историю бывшей сербской иерусалимской общины, разумею причины, приведшие ее к падению (с первой четверти XVII века). История сербской иерусалимской общины, – по падении сербского царства еще довольно долго опиравшейся на нравственную и материальную помощь русского правительства, помощь, устраненную наконец от нее благодаря искусной интриге, – весьма поучительна и ждет своей очереди в неложной истории наших церковных сношений с Востоком.
В воскресение (в неделю Православия) 1859 года после обеда, во втором часу дня выехал я из Иерусалима с двумя спутниками, афонским иеромонахом В. и русским Т., в лавру Саввы Освященного с целью отправиться оттуда для посещения развалин пустынных иорданских обителей, прежде мало доступных для путешественников. Настоятель Саввинской лавры старец Иоасаф, достойный подражатель преподобных отцов пустынножителей, хорошо изучивший местность пустыни Святого Града и все предания и сказания о ней, которые живо сохраняются в его светлой памяти, по любви своей давно обещал удовлетворить моей любознательности, и потому я мог с вероятностью рассчитывать на успех моей поездки. У источника Иоава (Бир-Июб) ожидало нас приятное зрелище: вода из этого источника, переполнившегося от бывших проливных дождей, шла через край, что считается здесь признаком урожайного года, и потому все население Иерусалима вышло к образовавшемуся ручью, выражая свою радость: группы женщин, окутанных с головы до ног в белые покрывала, походили на мертвых, внезапно восставших из гробов, которыми усеяны все скаты окрестных гор; это сходство еще более увеличивалось их неподвижным положением. Другие группы богомольцев – греков, армян, болгар и русских – сидели там и сям на разостланных коврах и циновках; дети, весело резвясь, полоскались в ручье, который, с шумом протекая вначале на свободе между масличными деревьями, далее терялся в огороженных каменными стенками садах; на одном из возвышений сидел сам иерусалимский губернатор – паша с своею свитою, и когда мы проезжали мимо его, он приветливо раскланялся с нами. Налюбовавшись этим зрелищем, бывающим не каждый год, мы продолжали свой путь, который пролегал по направлению ложа иссохшего Кедрона. Через три часа езды мы были уже у ворот гостеприимной обители Пр. Саввы; по обычаю нас встретили колокольным звоном, а на площадке у часовни, стоящей среди внутреннего двора над гробом преподобного Саввы и его учеников, встретил нас сам настоятель авва Иоасаф и повел в соборную церковь; приложившись к местным иконам, мы прошли в архондарик (приемную комнату), где нас угостили по обычаю глико (вареньем), рюмкою ликера и чашкою кофе. Я объяснил старцу цель моего посещения, и он обещал завтра же отправить нас в путь, и действительно поутру, после Часов (обедницы) все уже было готово; нас пригласили в трапезу – подкрепиться на дорогу: обед состоял из чечевичной похлебки, маслин, моченых бобов, головки луку и стакана виноградного вина. Старец отпустил с нами двух из своих учеников – монаха Харитона и послушника Герасима – и двух вооруженных бедуинов из племени Мар-Саба (саввинских). Старец сам заботился о малейших подробностях, и мы с благоговейным почтением смотрели на его отеческую заботливость, не смея противоречить ей; между прочим с недоумением взирал я на то, что он отпустил с нами целый мешок маленьких пшеничных хлебцев, которых, казалось, достанет и десяти человекам на много дней, но последствия оправдали его мудрую предусмотрительность. Кроме хлебцев был запас маслин, лука, смокв, кофе и фляга виноградного вина, – словом, все, чем сами савваниты питаются в подобных случаях. Для каждого из нас было по осленку; саввинские же проводники были пешком; весь караван наш состоял из 5-ти человек и двух бедуинов. Поклонившись гробу преподобного Саввы, мы выехали из монастыря часу в десятом утра; скоро, поднявшись на соседние высоты, увидали Мертвое море, хотя до него было еще несколько часов езды; несмотря на то, что дорога шла по скалам и ущельям, она показалась нам приятною, ибо весна палестинская началась и уже все оделось зеленью, на такое короткое время здесь появляющеюся. Часов через 6 езды мы спустились с Иудейских гор в долину Иерихонскую, направляясь мимо Мертвого моря, прямо к развалинам лавры Пр. Герасима Иорданского; солнце уже давало чувствовать свою силу; но прохладный ветерок освежал полуденный жар; дорогой мы всполошили стадо диких коз (газелей), спокойно щипавших траву в одной балке (сухой ров – лощина); завидев нас, они понеслись с быстротою ветра по направлению к Иордану и скоро исчезли с глаз наших. Мы остановились для осмотра развалин монастыря Пр. аввы Герасима: они видны на небольшом возвышении верстах в двух от берега Иордана; по местным преданиям авва Герасим не вновь основал эту обитель, а лишь обновил лавру Каломоню (доброе пристанище), названную так потому, что будто бы на этом самом месте останавливалась на ночлег Матерь Божия с предвечным Младенцем и своим обручником Иосифом во время бегства в Египет. Лучше других уцелели восточная и северная стороны бывшей обители; нижний этаж хотя и засыпан развалинами верхнего, но своды его большею частью целы, а одна из зал под церковью уцелела совершенно. В верхнем этаже осталась часть алтарного полукружия и видны несколько священных изображений (фрески): на горнем месте Спаса Вседержителя в верхнем поясе и трех великих святителей в нижнем; соседний придел или церковка сохранилась вся кроме верхних сводов, и на стенах, несмотря на 100 лет запустения, ясно видны несколько изображений святителей и преподобных; так, на алтарной арке я прочел надпись над изображениями: преподобного Филимона, святого Софрония, Патриарха Иерусалимского, святого Андрея Критского и святого Сильвестра, Папы Римского; а у входа в эту церковь на арке видны изображения Евангелистов и пророков. Иеро (сокращенное геронта – старец) Харитон говорил, что по описанию одного из иноков XII века (вероятно, Фока) здесь в одном склепе лежат мощи отцов сей обители, а вход в этот склеп нарочито засыпан, дабы сохранить останки преподобных от магометанского изуверства. По словам одних, монастырь обратился в развалины от землетрясения, а по другим, сами монахи (а вернее, турецкое правительство) разрушили стены опустевшей от арабского насилия обители по приказанию Патриарха, чтобы уцелевшие здания не служили приютом хищникам, делавшим здесь засады для грабежа богомольцев, ходивших на Иордан. В нескольких саженях от обители, в сухом доле видны следы часовни, бывшей над гробом преподобного Герасима; сход в пещеру семью ступенями ныне засыпан и силой Божьей благодати святое место покоя преподобного остается неприступным и для сынов пустыни бедуинов, которые, рыская здесь день и ночь, не смеют, по суеверию (считая, что развалины населены духами), приблизиться к священной могиле. В том же суходоле, несколько повыше есть кладезь, испрошенный молитвою преподобного Герасима; он обложен камнем в виде систерны, и чистая прозрачная вода держится в нем в течение всего лета на два с половиной аршина вышины. Мы остановились здесь для краткого отдыха и, размочив в воде несколько хлебцев, съели их с аппетитом, утоляя жажду чистой и легкой для вкуса водою, испрошенною «слез теченьми» пр. Герасима. Близ сего кладезя растет высокий тростник и несколько деревьев. Далее видны развалины лавры «пиргов» (или башен); от ней уцелело лишь несколько сухих систерн.
