Карл Фалькенгорст - Африканский Кожаный чулок
Дорога была найдена; надо было соперничать с сернами, чтобы миновать это ущелье.
Вероятно, антилопа услышала возглас охотника, потому что отпрянула вдруг по противоположному направлению; все выше и выше пробиралась она между скал и гребней и, наконец, исчезла из вида.
С лихорадочным вниманием рассматривал Белая Борода извилины тропинки, по которой антилопа пришла к пещере. Он ясно различал тропинку, но не знал еще главного: как пробраться к ней из долины. Можно было отчетливо различить, что в средней части горы тропинка разветвлялась: одна ветвь направлялась к гребню горы, другая спускалась глубоко в долину, но, не достигая дна ее, опять поднималась к выступам скал над самой головой Белой Бороды. Совсем внизу тропинка, по всей вероятности, была доступна. Это место находилось в ста шагах от Белой Бороды и здесь, действительно можно было пробраться на тропинку. Здесь возвышалось высокое дерево, бросавшее своими ветвями тень на скат горы; по этому дереву можно было безопасно спуститься на дорогу, ведущую к загадочной пещере. Сердце Белой Бороды сильно билось от радостного возбуждения. Но на сегодня надо было остановиться: уже наступил вечер, а к ночи Белая Борода должен был быть в серибе. Он не хотел, чтобы у базингеров появилось какое-нибудь подозрение. Было и другое обстоятельство, побуждавшее возвратиться пораньше. Охотники, как известно, проникли в ущелье по следам леопардов, и уже приближался час, когда эти хищники оставляют свои логовища; встреча же с этими кровожадными животными в узком проходе была равносильна верной смерти.
Итак, достаточно на сегодня! Завтра можно было в четверть часа пройти весь путь, на исследование которого сегодня потребовались целые часы, а там в какой-нибудь час можно было, наверное, добраться и до пещеры.
Охотники быстро пролезли назад через ворота смерти и знакомой дорогой поспешили к серибе Гассана.
Белая Борода плохо спал в ту ночь. Его то и дело будили сны, поражавшие своей явственностью. То он видел себя борющимся в узком проходе ворот смерти с леопардом: он чувствовал, как хищное животное хватает его за бедро, — и он просыпался с глубоким вздохом. То он находился с Лео в пещере духов, у них в руках были факелы, красный свет которых отражался на влажных стенах грота, обливал волшебным светом свешивающиеся с потолка иглы, кружева и фестоны; в этом свете перед ним вырастали изящные колонны, кафедры, алтари из беловатого камня, даже целые церкви и соборы, у ног его протекал ручей, вдали виднелось маленькое озеро, тоже залитое красным светом. Белая Борода подошел к озеру. В нем кишела масса саламандр величиной с ящерицу. Они вышли на берег и окружили Белую Бороду. Сначала они казались стаей белых мышей, но потом начали внезапно расти, достигая величины крыс, кошек; потом уж они бегали вокруг него в виде белых леопардов, наконец, обратились в стаю разъяренных белых бегемотов, бросавшихся на него с разинутой пастью. Вдруг дрогнула земля, и пещера над ним обрушилась. Сердце замерло, он едва дышал. Тут Белая Борода проснулся и широко открыл глаза. Было уже светло, и стены легкого бамбукового домика действительно дрожали от чьих-то тяжелых нетерпеливых ударов в дверь.
Что могло случиться?
Какой-то базингер дико кричал: «Белая Борода, Белая Борода!»
Последний быстро подскочил к двери и вскоре понял причину этой ранней тревоги.
Одного взгляда на деревню динков было достаточно, чтобы понять положение дел. Там внизу кипело восстание, охватившее не только людей и животных, но, кажется, даже дома, — деревня переселялась. Впереди шли дети, гнавшие перед собой коз и кур, посередине — женщины, нагруженные всякой утварью, погоняя рогатый скот, позади следовали мужчины, неся на своих плечах стены и конусообразные соломенные крыши домов.
Пчелы покидали гнездо, разоряемое трутнями.
Базингеры, их рабыни и весь народ в серибе был в ярости; базингеры стояли у палисада и палили в проходившую внизу пеструю толпу. Но это не особенно беспокоило динков, потому что базингеры плохо целились да и заржавленные ружья их были не из дальнобойных.
Новый начальник — Лео, потерял голову и тоже стрелял, увлеченный усердием своих солдат.
Только один Белая Борода радовался от души переселению этих бедных людей, напоминавших израильтян при переходе через Красное море; они спасались от власти Гассана — и он их не удерживал. Он обязался Гассану защищать серибу, но что происходило там, внизу, — его не касалось.
Негры перехитрили Гассана; они знали, что гарнизон слаб и что бросаться на целую деревню с десятком ружей было бы бессмысленно. Уход динков, пожалуй, даже свидетельствовал об их добродушии: ведь они могли бы осадить серибу или пустить на ее крыши красного петуха. Вероятно, они и поступили бы так, если бы в ней не находился Белая Борода-Нежное Сердце.
Пальба базингеров вскоре прекратилась: они поняли, что своими выстрелами так сказать, только салютуют переселению динков, и теперь изливали свою злость бранью и проклятиями.
Однако динки ушли недалеко; они поселились на холме, возвышавшемся по ту сторону ручья, в каких-нибудь тысячи шагах от серибы. Там стены вновь были поставлены, крыши накрыты, были устроены загоны для скота, и уже в тот же день над селением стали подыматься легкие облачка дыма.
Динки, кроме того, оказались честными: они прислали депутатов и торжественно объявили, что не нарушат заключенного договора и по-прежнему будут платить условленный оброк.
Таким образом все было в порядке, по мнению Белой Бороды. Но базингеры были недовольны, так как теперь пришлось прекратить хищнические набеги, о которых не упоминалось в договоре. Теперь было уже неудобно отправляться в деревню и пригонять оттуда быков.
Что касается динков, то они, по-видимому, раз и навсегда хотели избавиться от этих посещений: на следующее утро можно было видеть, как они воздвигали такой же палисад, какой окружал серибу.
Положение дел изменялось: теперь друг против друга возвышались уже две крепости. Обнесение изгородью было чем-то невиданным, потому что обыкновенно динки не строятся так тесно. Деревни, если вообще можно так назвать их поселения, состоят из одного ряда далеко отстоящих друг от друга дворов. Каждой семье нужно много места для ведения хозяйства, так как динки занимаются преимущественно скотоводством, содержат большие стада рогатого скота, коз и овец; хлеба же они сеют ровно столько, чтобы только хватило для собственного пропитания.
Не следовало относиться слишком пренебрежительно и к их воинским способностям. Они были выносливы, как большинство негритянских племен, и многое спускали европейцам, но в общем это был храбрый и мужественный народ. Рабов, пойманных в этой местности, охотно покупали ради их стройной, крепкой фигуры, а в негритянских полках египетской армии динки издавна составляли главное ядро вроде «длинных гренадеров» Фридриха Великого.
