Фердинанд Врангель - Очерк пути из Ситхи в С. Петербург
Проведя девять приятных дней в этой прелестной долине, решились мы ехать далее, чтобы тотчас сесть на Тирион, коль скоро он придет в Веракрус, а его прихода, по всему вероятию, должно было ожидать ежедневно. Мы положили ехать в Страстную Субботу, и наняли двое крытых носилок, literas, несомых мулами; езда в дилижансе неудобна по крутизне дороги и испорченности мостовой, а в носилках безопасна и приятна. Рано утром сели мы в эти экипажи, и скорою рысью выехали из города. Едва проехали мы версту, как увидели дилижанс из Веракруса, ехавший тихим шагом, и узнали печальное известие, что за полтора часа пред тем, на него напали разбойники, и ограбили. Из девяти пассажиров в карете было пятеро мужчин, и дилижанс провожали восемь конных солдат; не смотря на то, четверо разбойников отважились напасть на них; одного солдата они застрелили, другим ничего не сделали, учтиво заставили дам выйти из кареты, и очистив ее, отпустили; говорят, добыча была значительна. — Мы продолжали путь; вскоре встретились нам и солдаты, которые несли убитого своего товарища на носилках. Мы проехали 14 лег до Puente nacional, прежде называвшегося del Rey: это красивый каменный мост чрез горное ущелье и речку, который, как важный военный пункт, играл видную роль в революционную войну. Тут отдохнули мы и мулы от дневного жара, и пустились снова в путь в полночь, при лунном свете. У одной деревни, мимо которой мы проезжали, зажжены были на поле большие огни, около которых расположились группами люди; нам заметили, что человека два из них подходят к нам, и советовали ночевать в деревне, потому что в окрестности не спокойно от дурных людей, malos gentes. Мы поблагодарили за совет, и поехали далее. С каждою милею, которую мы проезжали, теплота становилась ощутительнее, а с восходом солнца наступил томительный жар. Вид страны носил признаки палящего зноя: свежая, густая зелень, роскошное прозябения исчезли, и только местами, на ручьях, тропические растения осеняли хижины, построенные подобно клеткам, из бамбукового тростника, коих жители отличались смуглостью от жителей высокой полосы; встречались также черные, как уголь, семейства негров, но редко, ибо в Мексике не дозволяется их иметь, да и нет в них нужды. Наша островитянка с Уналатки очень удивлялась, увидев диких попугаев, порхавших в кустарнике.
Горы мало помалу исчезли, страна сделалась плоскою, дорога песчаною; на нас дул прохладный ветер, который все становился сильнее: не оставалось сомнения, что мы недалеко от морского берега. Вдруг вид открылся, и перед нами волновалось море! Неописанная радость овладела нами; нам хотелось бы обнять каждую волну, которая чрез низменный песчаный берег изливалась под наши носилки; наш сын также кричал от восхищения, увидев любезную, знакомую стихию, и хотел выскочить из носилок, чтобы приняться за любимую игру в Ситхе, бросать в воду камешками. Наконец увидели мы предел трудного и опасного путешествия, и то же самое море, которое омывает берега Европы, и по волнам которого мы вскоре должны были достичь любезного отечества, веяло на нас освежающею прохладою.
Но Тирион не приходил; желтая горячка, страшная vomila, могла оказаться в скором времени: наше желание выехать из земли, по которой мы проехали 1,600 верст от одного берега до другого, и беспокойство возрастали с каждым днем, и потому ты найдешь естественным, что после десятидневного мучительного ожидания, мы отказались от Тириона, и сели на Северо-Американский корабль, Анна Элиза, трехмачтовое судно в 350 тонн, шедший в Нью-Йорк, и устроенный для пассажиров.
Веракрус такое известное место, что я не могу сказать о нем ничего нового: и так, без замедления, снимемся с якоря. 3-го Апреля, чрез 88 дней после выхода нашего на Мексиканский берег в Сан-Бласе, мы вновь вступили под паруса, надутые благоприятным ветром. Судно превосходно шло, и хотя в последствии мы должны были боротвся с сильными противными ветрами, однако же достигли течения залива, прошли мимо берегов Кубы и южных Штатов Северной Республики, и чрез 19 дней вошли в Нью-Йоркский Залив.
Какое зрелище нам здесь представилось! Сотни судов различного рода перерезывали просторный залив, при свежем ветре, под всеми парусами; множество проходов дымилось около нас; по берегу стояли красивые дачи и сады: это была картина, исполненная деятельности и благосостояния, прелести и жизни, достойная своего предмета, Нью-Иорка, величайшего, богатейшего, многолюднейшего торгового города на всем материке Америки. Вскоре показался непроходимый лес мачт на тысячах судов, окружавших гавань, потом самый город. Чрез каждые три минуты, приходили и отходили красивые двухпалубные пароходы, наполненные людьми, которые имеют дела в Броклине и Нью-Йорке, и это продолжалось целую ночь, весь день, и круглый год бывает тоже. Анна Элиза пристала к назначенному для неё месту; хотя уже был вечер, но мы сошли на берег, горя нетерпением посмотреть на знаменитый город. По улицам гремели нагруженные повозки, омнибусы, наемные кареты, без числа; пешеходы толпились; здания большего частью семиэтажные, наполненные магазинами, кладовыми, лавками, и превосходно освещенные газом. Какое движение, свет? богатство, разнообразие, поражали нас! Сутки, проведенные нами в Нью-Йорке, были для нас чрезвычайно занимательны и любопытны.
Но время не терпело; нам нельзя было терять ни одного дня, и мы чрез 24 часа сели на прекрасный Американский пакетбот, Утика, в 600 тонн, с 40 пассажирами, тотчас подняли паруса, и после 30-дневного, довольно бурного плавания, вошли в Гавр, где дымился Гамбургский пароход в ту минуту, как мы сошли на берег; чрез два часа мы были уже на этом пароходе, и на дороге в Гамбург, куда пришли в 51 час, и чрез Любек на пароходе Николаи I, в приятном обществе, достигли, 4-го Июня, вожделенной цели нашего путешествия, Три дивизии линейных кораблей, фрегатов и меньших судов, разделенные на несколько эскадр, крейсировали между Гогландом и Кронштатом; я с удивлением смотрел н. а эту армаду, и следовал глазами за её эволюциями: зрелище было разительное и величественное! Не менее удивили меня новые укрепления в Кронштате. Все свидетельствовало о деятельности творческого духа, который довершает обширные дела Великого Петра.
