Петр Якеш - К вулканам Тихого океана
Много раз высмеянная и обруганная аптечка нашего итальянского друга оказалась как нельзя кстати. Пригодились и резиновый чулок на вывихнутую ногу, и средство для дезинфекции ран на месте лопнувших волдырей на руках, и антибиотики от нагноений.
Когда через три дня наши коллеги попросили у нас вертолет, мы с большой охотой им его передали. Наша карта обогатилась красками, а блокноты были испещрены описаниями образцов. Остался еще участок между Виктори и подножием Саклинга.
Это долина шириной километров десять, плоская, как стол. Только кое-где пальцевидные образования. Это и есть небольшие вулканические кратеры. Каждый из них следствие одного-единственного извержения. (В отличие от Виктори или Трафальгара — вулканов, образовавшихся не менее чем за десяток извержений.) Самый «младший» кратер у подножия Саклинга возник в 1941 году. Называется Горопу, на других картах он обозначен как Вайова. Он возвышается на пятьдесят-семьдесят метров над окружающей местностью, на дне кратера красивое озерцо, а на его берегу скала — будто специально сделанная пристань. Атмосферу красоты и покоя нарушают полчища комаров, так как прямо от скалы начинаются непролазные влажные джунгли.
Особенность этого участка состоит в том, что кратеры расположены по прямой линии. Каждый геолог обязательно попытается объяснить такое «равнение». Под Саклингом есть огромная тектоническая щель, разлом в земной коре. Лава здесь подходит к поверхности, но почему она каждый раз изливается в другом месте, мы не можем понять. Горные породы абсолютно одинаковы, хотя и извергались с разницей во времени в десятки, сотни, возможно, и тысячи лет. Территория, на которой мы работаем, не обжита, она ничейная. В большинстве случаев почвы заболочены, покрыты мангровыми зарослями! Никто здесь не живет, не охотится, только комары. Тут не хватает двух главных условий для жизни: питьевой воды и почвы, удобной для земледелия. Помимо всего прочего, как утверждают папуасы из Ванигелы, эта земля кишит самыми вредными ядовитыми змеями.
О страшных змеях я слышал еще дома перед отъездом на Новую Гвинею, но, поскольку я должен был хорошо подготовиться как геолог, у меня не было времени изучать фауну. Первую заслуживающую внимания змею я увидел в Порт-Морсби. Это был питон метра три длиной; на наше счастье, он лежал раздавленный машиной на краю шоссе. Потом я побывал на Ламипгтоне, но там никто и ничего о змеях даже не говорил. Этази, у которого зоркий глаз на всякую живность, не раз внезапно отпрыгивал в сторону и отталкивал меня. Чаще всего это оказывалась маленькая ящерица или какая-нибудь безвредная змейка. Но Этази всегда заверял, что змея была очень опасной и что он однажды убил точно такую же. К сожалению, он неважно знал английский, а я пресмыкающихся, поэтому мы всех змей разделили на две группы: к первой отнесли так называемых травяных змей, то есть живущих в траве, про себя я их считал «нормальными». Они были небольшие, увертливые, обычно темные, одноцветные; ко второй принадлежали все остальные, названные нами опасными змеями. Они были крупнее, менее гибкие и ярче окрашены.
Я не доверял ни той, ни другой группе, но подсознательно вторую боялся больше и потому близко к сердцу принял совет Яна:
— Если тебя куснет какая-нибудь, запомни ее как следует, а лучше поймай и принеси: это очень важно и для цервой помощи, и для дальнейшего лечения.
Полностью я потерял веру в нашу классификацию, когда Джек принес убитую им особь, которую можно было отнести сразу к обеим группам. Она была маленькой, толстой, разноцветной. Джек сказал, что это самая опасная змея, а Этази не промолвил ни слова и смущенно заулыбался. Само ее название «дэе эддер», дословно «носитель смерти», будто взято из сказки. Ядовитая железа занимает почти половину ее тела. Большинство укушенных ею умирает. Самое веское доказательство ядовитости этой змеи продемонстрировал Джек: он не предложил ее съесть.
4. Мешки с кофе. Ангау
Мы покидаем Ванигелу, выполнив все, что наметили: карты были сделаны, наши коллеги на Саклинге работу закончили. Маленький самолетик «дорнье» должен был перебросить экспедицию километров на двадцать восточнее. Основной лагерь расположится в поселке Рабараба, который немногим больше Ванигелы.
Два рейса из Ванигелы — и экспедиция на новом месте. Вулканические породы в этом районе не встречаются, поэтому я расстаюсь со своими друзьями, дальше буду работать один. В десять утра пилот «дорнье», молодой, стриженный под ежик американец говорит:
— Послушай, доктор, ты не будешь против, если я сделаю еще один рейсик? В Ангау. Часов пять или шесть лету туда и обратно. Это там, где горы. В Порт-Морсби вернемся вечером, и я тебе помогу с образцами.
Я не возражаю, люблю, когда в программу добавляется что-нибудь новое, а тут еще пилот предлагает, чтобы я следил по карте за маршрутом. Где находится Ангау, я не знаю, пилот тоже, он никогда там не был. Суля по карте, это недалеко, километров сорок. Дорог в Ангау нет. Поселок высоко в горах, и туда можно добраться только пешком или самолетом. Мы вынимаем сиденья, и «дорнье» превращается в грузовой самолет. Ян утверждает, что в Ангау (он, оказывается, там работал) плохой аэродром, и показывает на карте нагромождение гор и какой-то перевал.
— Вот тут можете лететь, потом еще кусок за перевалом, только не пропустите Ангау — это дыра, там всего пара домов.
Перелетаем перевал и несколько небольших долин и летим над десятком хижин. Не будь белых продолговатых отметин на дороге, мы бы и не догадались, что это аэродром. Не представляю, как мы будем приземляться. Местность пока очень неровная. Пилот смеется нал моими опасениями. Кружимся над дорогой, которая, как паутиной, покрыта тропинками.
— Вот поэтому, доктор, я и летаю здесь, на Новой Гвинее. На обычных линиях неинтересно. Бетон, автоматика, свет — какой это полет? А здесь всюду встречаю настоящих людей и есть на что посмотреть. А реактивный «повиснет» в воздухе и тут же садится — и пара тысяч километров позади.
Пока мы отвязываем ремни, к нам подбегают, пригибаясь под тяжестью мешков, люди. Укладываем мешки в самолет. Их семь. Содержимое прнятио шуршит.
— Понимаешь, доктор, это звонкая монета. В мешках настоящий нежареный папуасский кофе. Переправлять его на самолете — высший класс, дешевле, чем по дороге.
В Рабарабе выгружаем мешки. И снова в Ангау. При третьем приземлении к нам подбегают двое местных парней и просят, чтобы мы их отвезли в Рабарабу. Пилот соглашается, а я остаюсь на аэродроме. Самолет разбегается и скрывается сначала за одной, потом за другой горой и, наконец, отрывается от травы. Уже через минуту на аэродроме тишина. Носильщики дремлют у небольшого домика, по-видимому конторы или склада. Два подростка тянут меня за рукав, они посланы ко мне стоящими поодаль ребятами.
