Chatwin Bruce - Брюс Чатвин - Тропы Песен (1987)
— Пьян, но безобиден! — констатировал Аркадий.
Он повел меня мимо казино, по улице, застроенной новыми домами. На крышах были установлены солнечные нагреватели, на подъездных дорожках припаркованы автоприцепы. В дальнем конце улицы, наискось по отношению к остальным, стоял старый, обветшавший «первопоселенческий» дом с широкой верандой и москитными сетками. Из сада долетали запахи франжипанов и шкворчащего мясного жира.
Седобородый мужчина по имени Билл стоял без рубашки и, обливаясь потом, жарил на угольной решетке мясо и сосиски.
— Привет, Арк! — Он помахал вилкой в воздухе.
— Привет, Билл, — поздоровался Аркадий. — Это Брюс.
— Приятно познакомиться, Брюс, — торопливо проговорил Билл. — Угощайтесь.
Жена Билла, светловолосая Дженет, сидела за длинным столом и раскладывала по тарелкам салат. Рука у нее была в гипсе. На столе стояли бутылки с разными винами и пластмассовая ванночка, заполненная кубиками льда и банками с пивом.
Ночные насекомые роились вокруг пары фонарей-«молний».
Гости бродили по саду, держа бумажные тарелки с едой. Кто-то сидел на земле группками и смеялся, кое-кто сидел на складных стульях и вел серьезные беседы. Среди них были медсестры, учителя, юристы, лингвисты, архитекторы. Все эти люди, как я догадался, были так или иначе связаны с аборигенами — работали или с ними, или для них. Они были молоды и обладали выносливыми ногами.
Среди гостей был только один абориген — долговязый мужчина и белых шортах с бородой, развевавшейся по ветру ниже пупа. У него на руке висла девушка-полукровка. Ее волосы были туго стянуты лиловой косынкой. Мужчина молчал, предоставляя слово ей.
Она жалобным тоном рассказывала о том, что городской совет Алис предложил запретить распитие спиртного в общественных местах.
— Где же нашим людям пить, — возмущалась она, — если им запретят пить в общественных местах?
Потом я увидел, как через весь сад ко мне направляется спортсмен-зануда. Он переоделся в футболку с символикой Движения за земельные права и удлиненные сине-зеленые шорты. Надо заметить, лицо у него было довольно приятное, хоть и с кисловатым выражением. Звали его Киддер. Резкий, восходящий тон, которым он завершал каждую свою фразу, придавал каждому его утверждению, даже самому догматичному, неуверенную и вопросительную интонацию. Из него вышел бы отличный полицейский.
— Как я уже говорил тогда в пабе, — сказал он, — эпоха таких исследований уже кончилась.
— Каких это — «таких» исследований?
— Аборигенам уже осточертело, что за ними подглядывают, как за зверюшками в зоопарке. Они призвали положить этому конец.
— Кто призвал положить этому конец?
— Они сами, — сказал он. — И их общинные советники.
— И вы — один из них?
— Да, скромно подтвердил он.
— Означает ли это, что я не могу поговорить ни с одним аборигеном, не попросив предварительно разрешения у вас?
Он выставил вперед подбородок, опустил веки и посмотрел в сторону.
— Не желаете ли, — спросил он, — пройти обряд инициации?
И добавил, что если я пожелаю, то мне придется подвергнуться обрезанию, если я еще не обрезан, а затем еще и подрезанию: последнее, как мне конечно же известно, состоит в том, что тебе сдирают кожу с уретры, как банановую кожуру, а затем делают там надрез каменным ножом.
— Спасибо, — ответил я. Я лучше воздержусь.
— В таком случае, — заметил Киддер, — у вас нет права совать нос в дела, которые вас не касаются.
— А вы прошли инициацию?
— Я… э… я…
— Я спрашиваю: вы прошли инициацию?
Он провел пальцами по волосам и заговорил более любезным тоном.
— Полагаю, вас следует ознакомить с некоторыми стратегическими решениями, — сказал он.
— Я весь внимание.
И Киддер, развивая тему, стал говорить о том, что священное знание является культурной собственность туземных народов. Все знания такого рода, которые попали в руки белых людей, были исторгнуты у аборигенов или обманом, или силой. И теперь их следовало депрограммировать.
— Знание есть знание, — возразил я. — От него не так-то просто избавиться.
Он со мной не согласился.
«Депрограммирование» священных знаний, продолжал он, означает следующее: нужно изучить архивы, где собраны неопубликованные материалы, касающиеся аборигенов, а затем вернуть все важные страницы полноправным «владельцам». Это означает, что авторские права нужно отобрать у автора книги и передать описываемому в ней народу; фотографии нужно возвратить изображенным на них людям (или их потомкам); звуковые записи — тем, чьи голоса на них записаны, и так далее.
Я слушал Киддера и ушам своим не верил.
— А кто же будет устанавливать, — спросил я, кто именно является этими «владельцами»?
У нас есть способы добывать такого рода сведения.
— Это ваши способы — или их способы?
Он не ответил. Вместо этого, сменив тему, поинтересовался, а знаю ли я, что такое чуринга.
— Знаю — ответил я.
— И что же такое чуринга?
— Священная табличка, — сказал я. — «Святая святых» аборигена. Или, если угодно, его «душа».
Обычно чуринга представляла собой пластинку с овальным концом, вырезанную из камня или древесины мульги, испещренную узорами, в которых представлены странствия героя Времени Сновидений, приходящегося Предком владельцу чуринги. Согласно законам аборигенов, ни один непосвященный никогда не имел права глядеть на такую табличку.
— Вы когда-нибудь видели чурингу? — спросил Киддер.
— Да.
— Где?
— В Британском музее.
— А вы понимали, что, глядя на нее, вы поступаете незаконно?
— Никогда еще не слышал подобных нелепостей.
Киддер сложил руки и смял пустую пивную банку: кла-ац! Грудь у него ходила ходуном, как у зобастого голубя.
— Людей убивали и за меньшие проступки, — заявил он.
Я с облегчением заметил Аркадия, который шел по лужайке в нашу сторону. На тарелке у него была горка капустного салата, а по подбородку стекала майонезная струйка.
— Я так и знал, что вы споетесь, — улыбнулся он. — Парочка говорящих голов!
Киддер растянул губы в тугой усмешке. Он совершенно несомненно притягивал к себе женщин. Возле нас уже давно нетерпеливо переминалась темноволосая девушка, явно сгоравшая от желания поговорить с ним. Теперь она воспользовалась случаем. Я тоже воспользовался случаем, чтобы убраться прочь и добраться до еды.
— Ты должен мне кое-то объяснить, — сказал я Аркадию. — Кто такой этот Киддер?
— Богатенький парнишка из Сиднея.