Дмитрий Якушкин - Парижские истории
В тогдашней международной журналистике распространенным жанром служили интервью в преддверии или после официальных встреч в верхах, конференций. Фамилия и должность собеседника были важнее сути самого разговора. Президенты, премьеры, министры: Миттеран, Ширак, Жискар д’Эстен, Барр, Шабан-Дельмас, Дюма, Сеген, Кушнер — это то поколение тяжеловесов французской политики, с которыми я встречался лично. Многое из того, что именно они мне говорили, стерлось, но остались детали, которые не соответствовали жанру, — обстановка в квартирах и кабинетах, манеры, стиль костюмов и цвет галстуков. Премьер-министр Жак Ширак, например, курил одну за другой сигареты «Филипп Моррис» с мультифильтром, которые он доставал из пластиковой пачки, продававшейся, похоже, только в Америке. Разговор с ним состоялся за несколько дней до его официального визита в Москву. Когда он вернулся назад, то поделился своими впечатлениями о советской прессе: «У них там именно такие журналисты, которые мне по душе. Когда им говорят: „Кусайте кого-нибудь“, то они кусаются, а если им советуют обращаться помягче, то они становятся милыми».
Еще был такой жанр общения, как прием «гостей из Москвы». Они искренне радовались, если кто-то из местных мог их встретить, накормить, что-то показать, куда-то с ними съездить.
Каждый раз после встречи московского поезда, спускаясь на машине от вокзала к центру города, я смотрел на Париж как бы заново, глазами приезжего. В отличие от довольно непримечательной дороги А1 из аэропорта, для железнодорожного пассажира настоящий Париж начинался сразу после выхода на перрон под дебаркадером Северного вокзала — обозначавшего, что ты уже в Европе. С привокзального паркинга мы выезжали сначала на длинную рю де Мобеж, прорезающую те северные кварталы, где тогда почти не приходилось бывать, потом ехали по узкой Ле Пелетье и поворачивали направо на нарядный в любое время суток бульвар Итальен, затем огибали церковь Мадлен с цветочным рынком рядом, фашоновским гастрономом и попадали на улицу Руаяль, а уже по ней добирались до площади Согласия. Здесь требовалось сделать паузу.
Это была та Конкорд, про которую Андре Моруа заметил, что на ней «путешественник сразу же понимает, что находится в великой стране». Это была та узнаваемая Конкорд, которую до этого приходилось видеть лишь во французских художественных фильмах, как правило полностью заставленную сошедшимися в клинче машинами, стоявшими бампер к бамперу, с нервными водителями, нажимавшими на клаксоны. Приостановившись на несколько минут на площади, гостю показывали главное: слева — сад Тюильри и Лувр, справа — уходящие к небу Елисейские Поля с аркой, прямо по ходу движения — здание Национальной ассамблеи и правее парламента саму Башню. Как написал англичанин Грэм Робб, «Лувр, Обелиск, Триумфальная арка — стрелка компаса цивилизации, историческая ось, проходившая тонкой прямой линией в центре земного шара: в одном направлении Великая пирамида Гизы, в другом — остров Манхэттен. Теперь на этом пути встала громадная башня Ган (название крупнейшего страховщика) — такая высокая, что никогда не будет выглядеть строго перпендикулярной».
Действительно, несмотря на захватывающий вид с площади, уже в тот момент можно было обращать внимание московских гостей на нарушение перспективы и появление чужеродных объектов в проеме Арки — небоскребов, вынесенных за городскую кольцевую дорогу в районе Дефанс. Что-то здесь у французов не получилось. Историк культуры и социолог Жан Бодрийяр дает свою версию, почему в Дефансе неуютно: башни скованы автострадой, как кольцом, а им бы вырваться на волю, бороться за пространство, как в Америке. В концепции внутреннего устройства квартала Дефанс — площадей, скверов, мест для ресторанов — заложена некоторая искусственность. Стоило ли вообще французам втягиваться в соревнование с Лондоном в этой весовой категории?
…В последующие дни катались по проверенным маршрутам: вниз по полям — от Арки до Конкорд, поднимались по серпантину на Монмартр, пешком проходили по улице Муффтар от лицея Генриха IV до станции метро «Сансье-Добантон», по субботам и воскресеньям ездили на блошиный рынок у ворот Сент-Уан. Рынок производил сильнейшее впечатление на человека, прибывшего из страны, где отрицался культ старых вещей, а на помойках порой находили антикварную мебель. По вечерам, конечно же, заезжали в Булонский лес и на рю Сен-Дени, где у входа в дешевые гостиницы дежурили проститутки. Вот уж поистине разительный контраст между тем, что было раньше и стало теперь. Как и 42-я улица на Манхэттене, Сен-Дени кардинально преобразилась за последние двадцать лет. Пройдет еще немного времени, и это будет самый живой квартал города, новый вариант популярного сейчас района вокруг рю Оберкампф.
На блошином рынке Наталья Крымова сказала запомнившуюся фразу: «Пошлость прошедших лет рвет душу». Помню, как похожий на Марка Твена Юрий Лотман, пока мы с ним незаметно, под напряженный разговор преодолели огромное расстояние от его гостиницы рядом с площадью Сен-Сюльпис до парижской мэрии, прочел целую лекцию по истории Парижа. Да так, что можно было записать ее на магнитофон и потом воспроизводить в студенческой аудитории. В подземный переход около мэрии мы спустились, обсуждая смысл лозунга о равенстве и братстве. На полу сидела нищая. Лотман прошел, потом остановился, вернулся и подал ей. С Эдвардом Радзинским мы ходили в кино на вышедший тогда оскаровский фильм «Из Африки». Его реплики по ходу действия были занимательнее сюжета. На весь зал он громко комментировал находки режиссера, и особенно запомнилась его бурная реакция на драматическую сцену с нападением львов, после которой Роберт Редфорд вытирает платком кровь на губе Мэрил Стрип.
В тогдашней системе координат Франция не являлась как бы полноценной капиталистической страной. Это в Америке были негры, индейцы в резервациях, жертвы секретных программ ЦРУ, планы звездных войн. В Англии хватало Тэтчер, к ней прилагалась Северная Ирландия, забастовки шахтеров. В случае с Францией делался упор на позитив: сотрудничество во время войны и эскадрилья «Нормандия — Неман», породненные города и мероприятия под эгидой общества «Франция — СССР», освоение космоса и обмен гастролями балетных трупп и драматических театров, Пьер Карден и Майя Плисецкая. Первых лиц не трогали — даже в самые острые моменты, когда в аналогичных случаях били из всех стволов. Вместе с тем, когда в 1980 году умер Джо Дассен, приезжавший на открытие гостиницы «Космос», тогдашний главный редактор «Комсомолки» заметку не разрешил, и автор — Юрий Филинов — отдал ее этажом ниже, в «Советскую Россию».
