Единение - Кирилл Зоркий
Уже через секунду её стошнило от представшего зрелища. Частично поглощенный песком в ручье лежал наполовину разложившийся труп вороны. Приподняв его палкой, она отчетливо различила пустую червивую птичью грудь, через которую насквозь виднелся скелет. Сохранившийся клюв жутко контрастировал с выеденными глазами. Части крыльев были оторваны и унесены течением. Помимо основной дыры спереди, проедины поменьше пропускали песок с разных сторон туши. Гниющие остатки головы готовы были отделиться от туловища, но оставались держаться на последних сохранившихся жилах. Этот черный труп птицы мгновенно вызывал в голове ассоциации со смертью, чумой, могилой и злой магией.
“И из этого ручья я пила воду почти неделю…” — Катя не успела закончить эту мысль, ибо кишки её вновь решили вывернуться наизнанку. “Мерзость! Мерзость! МЕРЗОСТЬ!” — паниковало всё её сознание. Девушка дышала тяжело и часто и никак не могла успокоиться. Она бросила палку и убежала прочь от этого места. Но образ черных разлагающихся останков надежно впечатался в её голову. Убежать от него, к сожалению, у неё уже не получится никогда.
В конце концов Катя села на корточки посреди леса и обхватила голову руками. Еще десяток минут потребовалось ей, чтобы успокоиться. После чего она попыталась взглянуть на ситуацию хоть немного трезво: “Проточная вода, проточная вода… Больше никогда! Отныне использовать я буду лишь прокипячённую воду… Лучше прокипячённую дважды… И не из точки около лагеря, а строго выше по течению от… от этого… Никаких серьезных симптомов у меня нет. Организм может прочиститься. Главное, прекратить пить… пить воду, которая протекает через эту штуку…”.
Утешив себя, она вернулась в лагерь. Нужно было пообедать… Опять. На сей раз, как и задумывалось, она набрала воды выше по течению. И варила в ней сосновую заболонь куда дольше, чем обычно. Твердо убедившись в безопасности еды, она поела еще раз. После еще раз сходила за водой. Её она хорошенько прокипятила и прикрыла крышкой. После того как вода остынет, её можно будет пить.
Обойдя стороной проклятое место, она продолжила свой путь вверх по ручью. В итоге девушка дошла до места, где ручей стал совсем маленький и его течение было практически незаметно. Здесь и располагался его исток. Где-то тут из-под земли бил ключ. Не совсем понятно, где именно. В самом его начале располагались пару больших луж. В одну из них вода и набиралась. Но в какую именно, было сложно определить. Однако, так или иначе, пить оттуда девушка всё равно бы не стала.
Вот здесь и заканчивались её владения. Отходить далеко от ручья она не намеревалась, чтобы не заблудиться. Но длина водотока была огромна. Кате потребовалась большая часть дня, чтобы дойти до его начала. Прочесывать всю площадь вокруг него девушка могла еще долго. Возможно, ей больше повезет завтра. А сегодня время едва ли хватит для того, чтобы вернуться на базу до наступления темноты.
Заблаговременно прибавив ходу, Катя вернулась как раз тогда, когда только стало темнеть. Попив чистой воды и отведав очередную порцию своей скудной кухни, девушка легла спать.
Снились ей кошмары. Во снах ей являлся тощий человек с вороньем клювом вместо рта. Из глаз его торчали гвозди, а на груди зияла та самая червивая дыра. Одна рука была гнилая и наполовину оторванная. Во второй чудовище птичьей хваткой держало старинный фолиант с перевернутой пентаграммой на обложке. Ниже пояса он был покрыт перьями, а начиная от коленей, ноги из человеческих переходили в птичьи. Заприметив человека своим чутким носом, он громко закаркал. Карканье было настолько громким, что Кате приходилось закрывать руками уши, дабы сберечь свои барабанные перепонки. На зов человека-ворона из-под земли возникли скукоженные человеческие руки. Они поймали девушку за ноги, и та упала на землю. После непротяжённой борьбы руки её также оказались пойманы. Тогда слева и справа подошли усохшие черные мертвецы с кривыми зубами. Под вопли боли и торжествующее карканье они прогрызали ей живот, а в образовавшиеся дыры заползали личинки.
Глава 8. День восьмой
Хотелось есть. Еще было необычно шумно. Могучий ветер мотал высокие стволы сосен в разные стороны. А вскоре капли дождя глухо застучали о мягкую землю. Вначале ухо различало каждый отдельный удар. Затем короткие звуки объединились в лёгкий шелест. А вскоре и переросли в угрожающий шум.
Первое время шалаш держался отлично. Тем не менее, когда осадки превратились в ливень, кровля дала слабину. Тонкий ручей потек прямо под ноги. Под гнётом небес Катя сидела в трёх тесных стенах и не высовывалась. Дождь лил уже несколько часов. Полный уверенности, он не собирался отступать и обильно поливал всё вокруг водой.
“Кто-то бы сказал, что нынче погода испортилась. Но у природы нет плохой погоды. Кому-то дождь причиняет неудобства. А кому-то позволяет утолить жажду. От растения, в частности, ожидается обильный рост после столь качественного увлажнения. А где хорошо растениям, хорошо и животным, которые их едят… Да и в конце концов надоела уже эта жара. Будет отлично, если температура снизится хотя бы градусов на пять… Всё-таки есть какая-то романтика в дожде. Какая-то своя, особенная. Из-за чего-то блуждания в толстом плаще под лёгким дождем в сером свете неба кажутся не чем-то отвратительным, а чем-то прекрасным, успокаивающим. Возможно, потому что тут более суток в году половины пасмурны. И дождь в данном ключе воспринимается как что-то правильное и самом собой разумеющееся. Он навевает воспоминания о походах в школу по лужам в сентябре, о холодных вечерах с горячей чашкой чая поздней осенью, о пути по слякоти ранней хмурой весной и о бесчисленных часах в офисе под стук капель… А в днях солнечных есть что-то инородное, неправильное, несвойственное здешним местам. Что-то кислое в их ярких цветах, что-то тошнотворное в повышенной температуре. Мы любим ясные сутки как веселого гостя, с которым всегда приятно провести пару часов празднования, но которому никогда не предложишь остаться переночевать… А может, дело и не только в привычке. Быть может, вся соль в том, что в дождь
