Пьер Гэсо - Священный лес
С наступлением ночи Вуане уходит. Он настроен очень оптимистически.
— Я вернусь сюда завтра с главным знахарем, и все будет в полном наличии.
Он впервые употребляет эту метафизическую формулу, но в дальнейшем мы часто будем встречаться с ней в его речах.
Рано утром отец-настоятель входит в нашу комнату.
— Возможно, вы этого не знаете, но сегодня воскресенье. Мы служим мессу, но вы не должны чувствовать себя обязанными непременно на ней присутствовать.
Он оставил для нас места рядом с алтарем. Тони, не соблюдающий религиозных обрядов, фотографирует, и это позволяет ему избежать какой-либо неловкости. Фиштэ, Вирэль и я ловим себя на том, что мы вместе с тома поем мессу на латинском языке. В проповеди на языке тома мы ничего не понимаем.
Один из отцов усаживается за фисгармонию. Инструмент издает время от времени какие-то сдавленные звуки, будто кашляет. Мы обмениваемся удивленными взглядами. Под конец нам уже стоит больших усилий сохранять серьезность. Оказывается, накануне слуга, которому было приказано почистить фисгармонию, вылил в нее несколько ведер воды.
Колокол звонит вовсю, и ученики миссии рядами выходят из часовни со скрещенными руками и лицами постными, как у святых на иконах. По широкой цветущей аллее поднимается человек. Мы узнаем Вуриаколи, хотя никогда его не видели. Он закутан в покрытое заплатами голубое бубу, на затылке у него красная феска, из-под которой свешиваются три белые косички, в левой руке сатанинский трезубец. Дети смотрят на него со страхом и уступают ему дорогу.
Настоятель уводит нас вместе с Вуриаколи в свой кабинет, подальше от любопытных взоров. Только Вуане и переводчику миссии разрешается присутствовать при беседе. Настоятель начинает говорить. Вуриаколи слушает. Суровый взгляд, жесткие черты лица. Ни один мускул не дрогнет на его аскетическом лице.
— Белые люди, — кончает свою речь настоятель, — обещают ничего не разглашать в Африке ни женщинам, ни непосвященным. Я гарантирую, что они сдержат свое слово, а ты достаточно хорошо меня знаешь, чтобы мне поверить.
Вуриаколи отвечает не сразу. От этих нескольких минут, в которые он размышляет, зависит, быть может, судьба нашей второй попытки. Передо мной на фоне ярко освещенного прямоугольника двери вырисовывается темный силуэт Вуриаколи. Он не удостаивает нас взгляда.
— В прошлом году, — произносит он наконец, — двое из присутствующих здесь белых смогли снимать в Ниогбозу гелемлаи и вход в священный лес благодаря моему разрешению.
Мы с Жаном обмениваемся быстрыми взглядами. До сих пор эта подробность была нам неизвестна.
Глухой голос Вуриаколи становится еще более суровым:
— На этот раз они просят слишком многого. Я не хочу умереть. Я не открою им ни одной из тайн тома.
Не говоря больше ни слова, он встает, выходит наружу и спускается по залитой солнцем аллее, рассекая воздух своим трезубцем. Настоятель с жестом бессилия поворачивается к нам.
— Я сделал все, что мог, но я заранее знал его ответ.
После неудачи в Пиогбозу этот отказ подтверждает, что начальник округа был нрав. Нам никогда не достигнуть нашей цели.
Мы прощаемся с белыми отцами и уныло пускаемся в обратный путь.
Вот уже пятнадцать дней мы топчемся на месте.
Из Пиогбозу в Масента, из Масента в Бофосу — мы теряем в бесполезных хождениях взад и вперед целые дин.
Мы впадаем в уныние. Только Вуане не теряет веры в успех.
— Есть люди посильней Вуриаколи, — говорит он, пожимая плечами. — Он распоряжается только на этом берегу Маконы.
Вуане наклоняет голову, протягивая руки:
— По перед Зэзэ Соховоги, моим учителем, склоняются все колдуны. Мы пойдем к нему завтра. Когда он хорошо узнает вас, он вам покажет все наши тайны. Он не боится смерти.
* * *Мы покидаем нашу базу с опозданием на несколько часов.
Вуане не без труда разыскал двадцать носильщиков, необходимых для переноски аппаратуры.
Мы почти с удовольствием входим вновь в душную тень большого леса. Уже то, что мы что-то делаем, возвращает нам в известной мере оптимизм.
А дорога очень трудна. Часто мы почти по пояс вязнем в тине многочисленных болотистых речек.
Время от времени Вуане останавливается, чтобы показать нам следы ланей или пантер. Звери боятся человека и прячутся в чаще. Нужно быть профессиональным охотником, чтобы увидеть их вблизи.
Во главе колонны носильщики сменяют друг друга. Иногда передний, даже не замедляя шага, перерубает одним взмахом куп-купа[18] красную гадюку.
Мы вступаем в гористую местность» пересекаем цепь холмов с обрывистыми склонами. Затем поднимаемся по последней крутой тропинке и внезапно выходим на большое каменистое плато.
Позади нас, насколько хватает глаз, раскинулось море зелени. Посреди плато, окруженного черными голыми скалами, виднеется островок огромных деревьев. Вуане протягивает руку:
— Вон там — моя деревня Фасаворо. Здесь почти ничего не растет, земля очень бедная, и мужчины спускаются вниз, в Бофосу, чтобы заработать на жизнь.
Носильщики очень отстали от нас, и мы входим в деревню только с Вуане.
Женщины, широко расставив руки, сматывают с больших клубков пряжу, протянув через всю площадь, от хижины к хижине, длинные нити хлопка, только что окрашенные соком каких-то лесных плодов в синий цвет. Наше появление остается сначала незамеченным. Вдруг одна из женщин начинает пронзительно кричать. В деревне поднимается переполох; площадь вмиг заполняется людьми. Вуане чудесно играет роль блудного сына. Можно подумать, что он не был здесь уже несколько лет. Он порхает от одной группы к другой, с полной непринужденностью обменивается направо и налево приветствиями, благодарностями, поздравлениями и представляет нас как «четырех патронов из Парижа». Все уже знают о нашей чудесной машине, «у которой есть память», о магниевых лампах, о кинокамерах… Под предлогом показа Вуане просит сфотографировать его вместе с нами и всеми членами его семейства.
Все они сейчас на площади: слепой воин, потрясающий своей саблей, старейшины в праздничных бубу, бывший стрелок в парадном мундире, женщины и дети, присевшие на корточки перед нами. Вдруг Вуане просит подождать еще минутку. Он бросается в соседнюю хижину и извлекает оттуда сморщенного старичка, которого ставит рядом с собой.
— Внимание, не шевелиться! — кричит Тони, выступающий в роли свадебного фотографа. После щелчка аппарата группа рассыпается, и Вуане представляет нам старичка:
— Вот мой худший племянник.
