Хеймиш Макиннинс - Восхождение в затерянный мир
— Знаешь, Хеймиш, — сказал мне однажды утром Адриан. — Ты уже здорово прославился среди индейцев. Они говорят, что много лет не слыхали ничего нелепее твоей идеи насчет нейлоновых костюмов. Говорят, что в таком костюме ты изжаришься, словно гокко, пока доберешься до Рораймы.
Вышло так, что злополучные костюмы не поступили вовремя в канцелярию Нила в Би-би-си, и доставкой их занималась Британская заморская авиатранспортная компания. В Гайане они догнали нас и осели в таможне, и сколько Нил ни старался выручить их оттуда, ему это не удалось; подозреваю, что они лежат там по сей день. Однако среди моих личных вещей был запасной костюм, так что я не собирался разочаровывать индейцев.
При мне Дон разбирал свое личное имущество. Он привез дивный комплект ярких одеяний, выбор которых явно определялся влиянием прихотливых вкусов в мире гольфа. Особенно поразила меня яркая нейлоновая рубашка с разноцветными вертикальными полосами, чем-то смахивающая на мишень для стрельбы. При виде этого предмета одежды меня одолел дикий хохот, и прошло несколько минут, прежде чем я собрался с силами спросить Дона, что это за штука.
— Рубашка, что же еще, — ответил он с легкой обидой в голосе. — Нравится?
Я ответил, что она вполне подошла бы жокею на больших национальных скачках, и продолжал хохотать.
— Ладно, я так и знал, что ты будешь насмехаться, — проворчал Дон. — Нет у тебя ни капли вкуса. Беда с вами, северянами. Вы так привыкли к дождям, болотам и туману, что малейший намек на краски выводит вас из себя! Ничего, зато мои штаны не такие яркие. Одри сама сшила их для меня на машинке.
И он показал мне живописные штаны с резинкой в поясе, хитроумно рассчитанном на любое уменьшение его знаменитого брюха!
— Ты-то, надо думать, собираешься носить свою самую нарядную шотландскую юбочку, — продолжал он, — Только не забудь надевать вниз нейлоновый костюм, чтобы пауки не добрались до твоей волосатой сумочки!
После ряда совещаний с правительственными учреждениями было наконец достигнуто соглашение между Би-би-си и гайанскими властями. По этому соглашению гайанцы должны были получить определенное количество фильмокопий, нам не разрешалось снимать поселения индейцев, и к экспедиции прикомандировывались Морис Бэрроу (сын одного из министров), лейтенант гайанских вооруженных сил Майк Эзерли и радист Чаман Прасад, в звании капрала. Мало того, что нам навязали этих сопровождающих, которых мы между собой мрачно величали шпионами, так еще Адриан настоял на том, чтобы взять Джонатана Уилкинза, сына одного своего друга; предполагалось, что он будет фотографировать растительность. Еще в Великобритании мы получили от Джонатана несколько бесцеремонное письмо, в котором он спрашивал, как ему оформить свое участие в качестве бездоговорного фотографа и какую пленку и прочие материалы сможет предоставить экспедиция. Я тотчас ответил, что все права на публикацию принадлежат «Обсерверу» и что лишней пленки для членов экспедиции не будет.
Джонатан водил маленький грузовичок, расписанный греческими буквами, и Адриан пытался нас умиротворить, говоря, что он поможет нам с транспортом.
Дон очень точно выразил наши чувства, когда раздраженно спросил:
— Сколько же всего мусора будет с нами в этом путешествии?
— Ну, что касается двух ученых, так они предусматривались с самого начала, — оправдывался Адриан. — Но Морис и этот лейтенант для меня самого сюрприз. Ничего, лейтенант пригодится, в гайанских вооруженных силах есть славные ребята.
— Пожалуй, радист нам нужен, — заметил Джо. Мы сидели в гостиной, потягивая ром и лаймовый сок. — Сможем наводить вертолет, когда будет летная погода, и получать по воздуху все, что нам понадобится.
Ученый мир представляли Майк Тамессар и Рагу Прасад.
Майк Тамессар — зоолог; почтенного вида сорокалетний мужчина индийского происхождения, спокойный, надежный, уживчивый. Он признался, что находится не в лучшей форме для походов, но заброску на вертолете вполне выдержит. Вместе с Адрианом и ботаником Рагу Прасадом его предполагалось, если позволит погода, высадить на вершине, чтобы они могли пополнить свои коллекции. Симпатяга Рагу тоже представлял индийскую часть населения Гайаны; в памяти тех, кто читал песнь о Робине Гуде, его развалистая походка вызывала образ брата Така. Неряшливый с виду, он подкупал своей честностью и прямотой.
— Дружище! — говорил Рагу. — Надеюсь, мне не придется много ходить, я совсем для этого не гожусь!
Майк Эзерли по первому разу произвел на меня впечатление человека сдержанного и вдумчивого; профессиональный воин, он выглядел отлично тренированным и энергичным. Словом, ценное приобретение для любой экспедиции. Лично я полагал его участие вполне оправданным — ведь придают же экспедициям в таких странах, как Непал, офицера связи, который обычно с полной ответственностью относится к своему поручению.
Моя первая встреча со «шпионом» Морисом состоялась в аэропорту, куда мы приехали, чтобы лететь на самолете гайанских ВВС в Камаранг, где располагалась ближайшая к Рорайме посадочная площадка. Кудрявый и стройный, чуть ли не субтильный, он произвел на меня впечатление типичного выпускника гуманитарного колледжа.
Глава четвертая
Ибо Господь, Бог твой, ведет тебя в землю добрую, в землю, где потоки вод, источники и озера выходят из долин и гор.
Второзаконие, 8, 7
Первым рейсом вылетели Дон, Джо, я и наш кинооператор Алекс Скотт. Самолет вел майор Чан-А-Сью, абсолютно невозмутимый, обаятельный, несколько тучный человек. Держался он с обманчивой небрежностью, присущей летчикам, которые привыкли к полетам над опасными горами и девственными лесами. Под его наблюдением мы с минимумом волокиты прошли контроль, включая взвешивание платного багажа.
— Ну что, ребята, хотите взглянуть на Рорайму? Горючего нам хватит.
— Конечно, хотим, если погода позволит, — сказал Джо.
— Что ж, тогда попробуем.
Самолет быстро взмыл над лесом, и мы увидели сверху Джорджтаун, расчерченный на клеточки улицами, спускающимися к реке Демерара. Серый в утреннем свете Атлантический океан был потемнее у самого берега, где великие реки откладывают свой ил, образуя грязные, уродливые пляжи. Затем под нами простерлась могучая Эссекибо. В широком потоке медленно текущих вод таилась грозная, необузданная сила, словно в теле огромной анаконды. Реки поменьше прокладывали себе извилистые пути, пробиваясь к морю или к своим старшим сестрам. Местами они чуть не завязывались в узел, описав петлю длиной в полтора километра и больше. Кое-где мелькали лодки с одиноким гребцом-индейцем; на расчищенном клочке на берегу можно было увидеть одинокую лачугу.