Жюль Верн - Удивительные приключения дядюшки Антифера
Под его тяжелыми шагами ступеньки трещали.
Он толкнул дверь и оказался лицом к лицу с дядюшкой Антифером.
Глава пятая,
в которой Жильдас Трегомен с трудом удерживается, чтобы не противоречить дядюшке Антиферу
— Пришел наконец-то, лодочник!
— Я побежал сразу, как только ты меня позвал, старина…
— Долго же ты, однако, бежал!
— Ровно столько, сколько понадобилось на дорогу.
— В самом деле?… Можно подумать, что ты плыл на «Прекрасной Амелии»!
Жильдас Трегомен сделал вид, будто не понял намека по поводу черепашьего хода его габары[116] по сравнению с быстротой морских судов. Он нисколько не удивился, застав соседа в дурном расположении духа, и приготовился, как всегда, терпеливо сносить все его выходки.
Дядюшка Антифер протянул Трегомену палец, и тот осторожно пожал его большим и указательным пальцами своей ручищи.
— Ой!… Черт возьми! Жми, но не так сильно!
— Прости… я не нарочно…
— Только этого недоставало!
Дядюшка Антифер жестом пригласил Жильдаса Трегомена занять место у стола посередине комнаты.
Трегомен послушно уселся на стуле, расставив колесом ноги в просторных башмаках без каблуков. Он разложил на коленях большой носовой платок с голубенькими и красненькими цветочками, украшенный по углам якорями.
При виде этих якорей дядюшка Антифер неизменно пожимал плечами. Якорь у владельца грузового судна!… Это все равно что водрузить на габару фок-мачту, грот-мачту или бизань-мачту!
— Выпьешь коньяку, лодочник? — спросил он, доставая две рюмки и графин.
— Ты же знаешь, старина, я никогда не пью.
Это не помешало хозяину дома наполнить обе рюмки. По обычаю десятилетней давности дядюшка Антифер, выпив свой коньяк, выпивал затем и порцию, налитую соседу.
— А теперь поговорим.
— О чем? — спросил Жильдас, отлично знавший, для какой цели его позвали.
— О чем?… О чем же еще мы можем говорить, как не о…
— Ах да!… Так нашел ты наконец ту самую точку на этой пресловутой широте?
— Нашел? Каким образом, ты думаешь, я мог ее найти? Слушая этих двух болтушек, которые трещат здесь без умолку?
— Ты так называешь добрую Нанон и прелестную Эногат?
— Ты всегда становишься на их сторону, против меня!… Но не в этом дело. Вот уже восемь лет, как умер мой отец Томас, целых восемь лет! А вопрос не продвинулся ни на шаг… Пора уже положить проклятой точке конец!
— Что касается меня,— сказал Жильдас Трегомен посмеиваясь,— я бы положил конец… бросив заниматься этим навсегда.
— Так, так!… А завещание отца на смертном одре? Что бы ты с ним сделал?… Для меня это священный долг!
— Как жаль,— ответил Жильдас Трегомен,— что твой почтенный отец ничего больше не сказал…
— Да что он мог сказать, если сам ничего больше не знал!… Тысяча чертей! Неужели я тоже до последнего своего дня так ничего и не выясню?
Жильдас Трегомен чуть было не ответил, что это вполне возможно… и даже желательно, но вовремя спохватился, боясь вызвать сильное раздражение у своего и без того вспыльчивого собеседника.
А теперь пора рассказать, что произошло за несколько дней до смерти Томаса Антифера, в 1854 году, который старому моряку не суждено было пережить. Почувствовав себя очень плохо, Томас Антифер решил поведать своему сыну тайну, мучившую его долгое время.
Вот что случилось с ним в 1799 году, за пятьдесят пять лет до того, как он рассказал об этом сыну. Заходя на торговом судне в порты Леванта, Томас Антифер оказался близ берегов Палестины в тот самый день, когда Бонапарт приказал расстрелять пленников Яффы. Один из этих несчастных, укрывшийся на скале, где его ждала верная смерть, был подобран ночью французским моряком. Тот переправил раненого на свое судно и стал его лечить. После двух месяцев заботливого ухода и лечения несчастный вернулся к жизни.
Пленник рассказал своему спасителю, что родом он из Египта и зовут его Камильк-паша. Покидая корабль, он заверил самоотверженного малуинца, что никогда не забудет его и при первой возможности отблагодарит.
Расставшись с египтянином, Томас Антифер возобновил свое плавание. Иногда он вспоминал об обещании египтянина, но постепенно перестал о нем думать, решив, что оно не может осуществиться.
Выйдя в отставку по возрасту, старый моряк возвратился в Сен-Мало и занялся воспитанием своего сына Пьера. Томасу Антиферу было уже шестьдесят семь лет, когда в июне 1842 года он получил странное письмо.
Откуда пришло письмо, написанное по-французски? Судя по почтовым маркам — из Египта. Вот каково его содержание.
Капитана Томаса Антифера просят отметить в записной книжке 24°59’ северной широты. Впоследствии он дополнительно получит сообщение о градусах долготы. Капитану следует запомнить это и хранить в тайне. Речь идет о вознаграждении. Огромная сумма в золоте, алмазах и драгоценных камнях станет его собственностью после того, как он узнает вслед за широтой градусы долготы. Богатство явится справедливым вознаграждением за услуги, оказанные некогда пленнику в Яффе.
На месте подписи была нарисована монограмма в виде двойного «К».
Можно себе представить, как воспламенилось воображение старого моряка!
Значит, Камильк-паша все-таки вспомнил о нем через сорок три года! Много же времени для этого понадобилось! Но, без сомнения, Камильк-пашу задерживали в Сирии какие-то непреодолимые препятствия. Политическое положение страны окончательно определилось только в 1840 году лондонским договором, подписанным пятнадцатого июля в пользу султана.
Итак, Томас Антифер стал обладателем широты, пересекающей некую точку на земном шаре, где Камильк-паша зарыл свое состояние. Но какое состояние?… Томас Антифер был уверен, что это миллионы… Во всяком случае, ему предписано хранить все в строжайшей тайне и ждать появления вестника, который когда-нибудь сообщит ему обещанную долготу. И старый моряк действительно никому ничего не говорил, даже собственному сыну.
Он ждал. Ждал двенадцать лет, и никто не проник в тайну. И все же допустимо ли уносить ее с собой в могилу, если его жизнь закончится раньше, чем он получит от паши второе послание?… Нет! Этого случиться не должно, и он твердо решил доверить тайну тому, кто сможет воспользоваться ею после его кончины, то есть сыну, Пьеру-Сервану-Мало. Вот почему в 1854 году старый моряк на восемьдесят втором году жизни, чувствуя, что дни его сочтены, рассказал сыну и единственному наследнику о письме Камильк-паши. Старик заставил Пьера поклясться так же, как этого потребовали в свое время от него самого, что его наследник никогда не забудет цифр этой широты, сохранит письмо, подписанное двойным «К», и, запасшись терпением, дождется появления вестника.
