Владимир Обручев - В дебрях Центральной Азии
– Как же мы туда полезем, если рудник караулят?
– Ловкий человек обойдет караул. Вот мы с тобой не испугались волков, которые караулили золото в Чий-чу, а добыли его. Поедем, Фома, попытаемся.
Сколько же времени нам понадобится?
– В месяц, пожалуй, не обернемся. Клади шесть недель. Станет тепло, съездим, новые места увидим. Ты в Алтайских горах не бывал, а я их мало-мало знаю.
– Если так далеко - нужно взять палатку, запас всякий, значит, целый вьюк и верблюда.
– Нет, верблюда не нужно, время будет теплое, спину ему испортим. И в случае погони с завьюченным верблюдом далеко не уйдешь. Возьмем пару вьючных коней и поедем налегке.
Уговорил-таки Лобсын меня. Вспомнил я, как скучно в Чугучаке летом - духота, пыль, работы почти нет, торговля плохая, а у кочевников на летовках ни денег, ни сырья еще нет на обмен. Порешили - в половине мая поедем.
– Заготовь чаю, сахару, сухарей себе на два месяца, - наказал Лобсын. - Я привезу баурсаки, масло, пенки сушеные (чура), мясо вяленое. И вот еще - сшей два черных халата себе и мне.
– На меху или на вате? - рассмеялся я. - На что они, время будет теплое!
– Нет, халаты самые легкие из миткаля, что ли, но с колпаком для головы. И разрисуй их красками, как полагается для представлений на празднике Цам.
Я вспомнил, что во время этого праздника ламы маскируются, изображают фантастических животных, свирепых божеств и дают большие представления для развлечения богомольцев, стекающихся на праздник и жертвующих монастырям продукты и деньги.
Лобсын рассказал, как нужно разрисовать халаты, но на мой вопрос, для чего они понадобятся нам, ответил с усмешкой:
– Там узнаешь! Может, и не понадобятся. А на всякий случай нужно иметь их.
В половине мая у меня было все готово. Я нашел надежного старика, который должен был поселиться в моем домике и караулить двор и склад. Товар в складе и дом были застрахованы, а оставшееся золото зарыто в укромном месте на дворе, так что в случае пожара в мое отсутствие я не рисковал потерять свои богатства. В назначенный день приехал Лобсын и привел двух верховых и двух вьючных коней и собачку-караульщика.
Мы выехали ранним утром по большой дороге на восток вверх по долине реки Эмель. Как и в первую поездку, слева от нас тянулся крутой южный склон Тарбагатая, а справа подальше цепь Барлыка. Но мы ехали в этот раз ближе к подножию Тарбагатая по дороге на перевал через этот хребет. Степь уже зеленела молодой скудной травкой и полынью, среди которых алели, словно пятна крови, чашечки мелкого степного мака. Хохлатые жаворонки то и дело взлетали впереди нас и заливались в синеве неба под лучами солнца, поднявшегося из-за темных мрачных отрогов Уркашара, разрезанных крутыми ущельями.
В одном из логов, которые тянулись с Тарбагатая и которые пересекала дорога, я увидел небольшое глинобитное здание и возле него лужу воды, окруженную грязью, истоптанной копытами многих животных. Людей и домашних животных не было видно.
– Что это за дом? - спросил я.
– Это аршан, целебный источник, - сказал Лобсын.- Сюда из Чугучака приезжают больные лечиться в жаркие дни.
– Что, в этой грязной луже купаются или воду из нее пьют! - воскликнул я с ужасом.
– Нет, там в домике яма есть вроде колодца. Зайдем, погляди.
Мы подъехали к зданию; оно не имело окон, а только узкую дверь, загороженную толстой жердью. Я заглянул внутрь и увидел возле боковой стены квадратную яму с грубым срубом из толстых досок, доверху наполненную водой. Ничего больше на земляном полу не было, здание не имело и крыши.
Этот примитивный курорт заинтересовал меня, я спешился и вошел в здание. Вода в яме, глубиной около аршина, была почти чистая, на вкус чуть-чуть кисловатая, довольно холодная. Минеральная вода, очевидно, выбивалась со дна этого колодца и, проникая под стену здания, образовала лужу возле него, из которой пили животные.
– Вот из этого колодца больные воду пьют, - пояснил Лобсын, - а иные окунаются в нем, потому что вода очень холодная, купаться нельзя.
– А от каких болезней лечатся?
– Которые желудком страдают, рвотой, печень если болит - тоже помогает, говорят. Поставят по соседству палатку на степи и живут недели две-три. А иной приедет с бочкой, наберет воды и увезет к себе в город и там пьет, стаканов десять в день. Помогает вода также у кого глаза болят, слезятся; водой этой глаза каждый час моют и тоже пьют.
Позже консул объяснил мне, что при надлежащем благоустройстве вода этого источника - углекислого - сделалась бы более крепкой.
В китайский город Дурбульджин мы приехали уже вечером и завернули на постоялый двор, сберегая свои запасы.
– Далеко ли поехали, хозяева? - спросил китаец, подавший нам блюдо с горячими пельменями и чайник.
– В Зайсан по торговым делам, - сказал Лобсын.
– За перевалом на русской границе ваши вещи будут осматривать в таможенном карауле. Теперь за китайский шелковый товар большую пошлину берут.
– Ну, у нас, кроме припаса, ничего нет. Мы в Зайсан за товаром поехали, - сказал я.
Китайца, очевидно, смутили наши объемистые, хотя не тяжелые вьюки. До Зайсана только три дня езды с двумя ночевками, так что много припасов не нужно возить с собой.
За Дурбульджином мы вскоре свернули с дороги в Зайсан и поехали дальше вверх по долине реки Сары-эмель, которая составляет правую вершину реки Эмель и течет между Тарбагатаем и Уркашаром. Дорога пересекала отроги Тарбагатая, а справа за речкой Сары-эмель тянулся длинный и узкий гребень со странным названием Джилантель, т. е. «змеиное жало». Его, действительно, можно было сравнить с жалом змеи, вытянутым вдоль огромной пасти, челюсти которой составляли с одной стороны Тарбагатай, с другой - Уркашар, поднимавшиеся выше. Этот гребень Джилантель поднимался на восток зелеными уступами, на которых паслись кое-где бараны и коровы, обнаруживая присутствие зимовок, разбросанных по долинам как реки Сары-эмель, так и реки Кара-эмель, которая течет между Джилантелем и Уркашаром, составляя левую вершину реки Эмель.
Часа два мы ехали в виду этого «змеиного жала», которое затем, круто поднимаясь вверх, превратилось в высокий хребет Коджур, примыкающий с севера к Уркашару. К долине Сары-эмель Коджур спускался крутым склоном, прорезанным узкими логами с круглыми купами казацкого можжевельника, похожими на большие зеленые клумбы; по дну логов белели еще остатки зимнего снега. Этот выпуклый склон совершенно скрывал от нас скалистые вершины Коджура, которые, по словам Лобсына, были еще
покрыты снегом. Тарбагатай попрежнему тянулся слева от нашей дороги, но был уже невысок. Долина Сары-эмель сузилась, речка превратилась в ручеек, извивавшийся по болотистым лужайкам, пестревшим желтыми цветами.
