Испытание льдом - Фарли Моуэт
Наклонившись, я посмотрел, не умер ли Сэмюэл, но тот был еще жив. Я растерялся и начал плакать. Вскоре ко мне подошли остальные спутники и заявили, что позаботятся о том, чтобы меня больше не трогали. Фишеры нанесли мне четыре глубокие раны в голову. Один из спутников перевязал мне раны и смыл кровь с лица. На следующий день умер Сэмюэл Фишер. Его двоюродный брат одним из первых бросился рубить его труп, с которым мы расправились так же, как с трупом моего несчастного товарища по кораблю.
Наконец нам удалось отремонтировать лодку и отчалить от этого острова. Мы подошли к суше, думая, что это материк, но, как выяснилось позднее, оказались опять на острове. Бросив здесь лодку, пошли пешком, проходя около мили в день. И вот через четыре дня показался противоположный берег острова и пришлось направиться обратно к лодке. Чтобы добраться до нее, ушло четыре дня. Возвратившись, мы обнаружили, что лодка сильно прохудилась с того времени, как ее бросили. Хотели обойти на лодке вокруг острова, но она стала тонуть, как только в нее сели. Пришлось вылезти из лодки и снова направиться на противоположный берег, чтобы там остаться или умереть, если нас не подберут.
Мы съели сапоги, ремни, ножны и все изделия из медвежьей и тюленьей кожи, которые на нас были. В довершение всех несчастий начался дождь, который лил беспрерывно в течение трех дней, а затем пошел снег. В этом жалком состоянии нас 29 сентября подобрала шлюпка с судна «Эскимос» и 3 октября доставила в Ококе. Тамошние миссионеры сделали все, чтобы нам помочь: снабдили нас пищей и одеждой, а затем отправили в Нейи, где мы встретились с Доктором, которого подобрали на три дня раньше, чем нас. Он сообщил, что его напарник умер, и вообще после того, как его подобрали, распространял много лживых историй.
Миссионеры в Нейне помогли нам добраться до Хопдейла, а оттуда послали в Кибокок, где двое из нас оставались всю зиму. Еще один человек остался у поселенца Джона Лейна, где-то между Нейном и Хопдейлом; Доктор прожил до марта у Джона Уокера, а затем уехал в Индиан-Харбор; остальные двое — Джозеф Фишер и Томас Колуэлл — тоже приютились у местных жителей около Индиан-Харбор. Агент «Компании Гудзонова залива» в Кибококе Белл решил оставить нас двоих у себя, пока нам не представится случай уехать с этого берега. Мы покинули его дом около 10 июля и прибыли в Мейкови, ожидая оказии, чтобы ехать дальше.
Капитан Дантен был столь любезным, что согласился взять меня на борт, а моего товарища на судно взял «Уайлд Ровер» капитан Гамильтон. Переход пока был весьма приятным, и я надеюсь, что таким же будет и дальше.
Надеюсь, сэр, что вы разберете написанное; почерк у меня плохой, и писал я в спешке.
Джон Ф. Салливэн»
Перейдем теперь к повествованию Холла о том, что произошло после того, как погибла его лодка.
КАК Я СТАЛ АБОРИГЕНОМИспытывая страстное желание заняться исследованиями и особенно приспособиться к жизни, которую ведут иннуиты, я решил совершить поездку на нартах с собачьей упряжкой в залив Корнелл-Гриннелл, куда уже уехал Угарнг[119].
Приведу отрывок из дневника о первом дне поездки в таком виде, в каком я заносил свои записи по вечерам, сидя в иглу[120].
«Четверг, 10 января 1861 года. Термометр показывает —30° F. Наше общество: Эбербинг, его жена Тукулито, Кудлу и я. К четырем утра поднялся, разбудил Эбербинга и его жену. Встав, они тотчас принялись собирать вещи, которые им потребуются во время нашего пребывания в отлучке. Затем я возвратился на судно и уложил свои вещи. На время поездки я взял полтора фунта консервированной бараньей тушенки, три фунта солонины, 15 сухарей (4 фунта), четверть фунта перцу, два фунта молотого жареного кофе, кварту патоки, кварту кукурузной муки и три фунта цинциннатских шкварок для супа. Из постельных принадлежностей захватил двойное шерстяное одеяло, спальный мешок, плащ и плед, чтобы покрывать постель. Что касается одежды, то, кроме бывшего на мне эскимосского костюма, взял запасную нижнюю рубашку, шерстяную верхнюю, две пары носков, запасные брюки, два полотенца и две пары рукавиц. Из книг отобрал «Навигатор» Боудича; «Географию и атлас неба» Беррита; «Топографическую съемку» Гиллеспи; «Морской альманах на 1861 год»; Библию и поваренную книгу. Из приборов взял телескоп, саморегистрирующий термометр, карманный секстант, два магнитных компаса и морской бинокль. У меня были также ружье, огнеприпасы, жир для лампы, ручная пила, бумага, чернила, перья, записная книжка и путевой журнал.
В 10 утра все были готовы. Эбербинг стоял у нагруженных саней, запряженных десятью собаками (пять его и пять моих гренландских). Тукулито принарядилась как на праздник — надела новую юбку, штаны и куртку из оленьей шкуры и т. п. Простившись с друзьями, оставшимися на корабле, мы тронулись в путь. Тукулито шла впереди, прокладывая дорогу собакам. Вначале нам предстояло пройти одну милю до берега в северо-восточном направлении, а затем следовать маршрутом, какой, судя по всему, выбрал Угарнг, опередивший нас на один день. И так мы шли через увалы и горы, через ложбины и долины. Иногда, при спуске по склону, можно было развивать большую скорость. Я находился в приподнятом настроении, так как это был мой первый санный поход. Думается, мне пришлось попотеть в тот день больше, чем когда-либо. В походе случались очень забавные происшествия. Как-то спускаясь по крутому склону, все мы придерживали сани, чтобы они не скатились стремительно вниз. Вдруг нога у меня провалилась сквозь предательскую снежную корку — и я, как обруч, покатился вниз до самого подножия холма. Тукулито поспешила ко мне на помощь и, заметив, что у меня обморожено лицо, тотчас, как это принято у иннуитов, приложила к нему свою теплую ладонь и держала ее, пока все не прошло.
К трем часам пополудни, совершив переход по сильно пересеченной гористой местности, мы приблизились к замерзшим водам. У самого океана утесы торчали почти отвесно, а нам надо было
