Восьмидесятый градус - Елена Георгиевна Попова
Смешно: как только пригрозила отправить текст, написанный тут, он стал лихорадочно прирастать, как будто все мысли, не выраженные ранее, стали торопиться излиться, обрести форму. Вот ещё: как-то ночью я всерьёз обеспокоилась тем, что долгие месяцы буду жить без умственной деятельности. Серьёзно, мы тут, конечно, науку делаем, но этап сбора полевого материала не требует ума – нужно чётко отобрать пробы, правильно их хранить и так далее, но думать особо не надо. Разве что ближе к концу начнём писать статью и отчёт, но до этого ещё долго. Так что стоит озаботиться и продумать ещё и план сохранения мозгов. Пока я решила делать скачанный курс по теории вероятностей – он входил в большую программу по анализу данных, и его я не успела пройти. Ещё хотела учить ПДД – не то чтобы это грузит мозги, но хоть что-то. Ещё есть книга на упрощённом немецком, наверное, когда-нибудь до неё дойду. Но вообще велик соблазн делать ровно то, что входит в рабочие обязанности, и не больше, а в свободное время читать художественную литературу, смотреть фильмы и сериалы, рисовать. Звучит прекрасно, но не нахожу это полезным в долгосрочной перспективе.
Напоминание на телефоне завтра, 24 октября: «Дневники Алана Рикмана». Видимо, он выходит в этот день? Я очень хочу его почитать, но, видимо, потом. Мне нравится, что я даже после всего происходящего строила долгосрочные планы и ставила напоминания на телефоне на полгода или год вперёд. Ещё там есть что-то про концерт The Cure в Хельсинки и новую программу «Стрелки» (со знаком вопроса). Теперь же все мои напоминания до февраля 2023-го – это расписанная программа приёма витаминов, придуманная мной – просто чтобы они бились друг с другом и не было передозировки. А, ещё напоминание сменить зубную щётку – я-то могу пользоваться старой очень долго, но зачем тогда взяла с собой две новые? Конечно, посмотрела, что было в календаре раньше, до 15 сентября, – даже давление как будто поднялось от вида четырёх-пяти разноцветных строчек в клетке каждого дня. Прекрасно помню, как носилась везде и собиралась сюда, очень хотела быстрее попасть на борт, чтобы расслабиться наконец.
Смотрю «Аватар. Легенда об Аанге» – непривычно детское, но досмотрю уж.
Вечером. Ну вот, я второй день подряд вообще не говорю с людьми, это беспокоит! Надо срочно что-то делать. Нельзя думать, что все такие же ужасные.
А-а-а, какие же токсики! Почему я не могу спокойно им разъяснить, что так разговаривать нельзя?
Зато забрала письмо от молодой коллеги из института, с которой познакомилась в прошлой экспедиции, – как же хорошо! Она интересно рассказывает про свою жизнь, про осень в Петербурге, а также поддерживает и даже даёт практический совет насчёт ужасного коллеги. Он очень простой – не воспринимать его слова как личное. Почему-то я склонна принимать всякие плохие слова на свой счёт, но, когда читаешь такой совет от третьего лица, становится лучше, я понимаю, что дело не во мне, и думаю, теперь мне будет проще отстраниться.
Ха-ха, чувствую себя Алексом из «Заводного апельсина» – как и он, я после терапии абсолютно беззащитна перед агрессорами, потому что долго училась не быть такой, а быть кем-то обратным. Видимо, как и у него, у меня что-то пошло не так, и теперь защищать себя я совершенно не умею. Странно, что обнаруживаю это только сейчас. Эх, какие-то книги по селфхелпу у меня завалялись в электронной книжке с давних пор, я надеялась, что никогда больше не придётся такое читать, но поищу, может, будет что полезное…
Дошла в «Б.» до темы близких отношений брата и сестры – интересно зарифмовалось с «Ужасными детьми», которых читала недавно.
24 Октября
Ночью чувствовала себя счастливой – оттого, что есть всё-таки среди моих знакомых люди, которые понимают и помогают, благодаря которым я чувствую себя нормальной. Сейчас всё опять съехало…
Сходила к врачу на плановый ежемесячный осмотр. Долго собиралась с силами на дорожке, решила рассказать ему про проблемы с коллегами – знала, что он будет спрашивать про самочувствие вообще, не только физическое здоровье. Было сложно не заплакать, но я рассказала всё в общих чертах. Он, конечно, посоветовал поговорить с ними прямо о том, что меня оскорбляют – возможно, они этого не знают. Я и так понимала, что это надо сделать, но думала (и сейчас думаю), что они в очередной раз отмахнутся, обратят всё в шутку или начнут винить меня… Но теперь точно знаю, что поговорить надо, а если разговор пройдёт плохо – врач сам поговорит и привлечёт начальника. Главное, что я поделилась. После обеда приходила в лабораторию за кофе – состоялся неприятный разговор с главным в нашем маленьком отряде, он опять грубо со мной разговаривал. Но начать серьёзный разговор про коммуникацию в нашей группе я не могла, потому что там был техник – настраивал ноутбуки. С тех пор жду подходящий момент… Как же надоело! Даю себе сегодняшний день на этот разговор.
Ещё узнала, что набрала 1 кг веса – видимо, от сладкого, которым заедаю тревогу. Решила не брать больше чайные пакетики и сладкое в столовой (это всё свободно лежит там, жестоко!).
Ещё впервые сходила в солярий, который вообще-то фотарий – две узкие стены с УФ-лампами, между которыми нужно вставать. Было достаточно тепло там, а так ничего не чувствуешь, конечно. Но мне как параноику приятно знать, что я в полярной ночи получаю реальный ультрафиолет – наверное, больше, чем петербургской зимой.
Ну вот, и так плохо, а тут ещё бытовое: прихожу в столовую на ужин, а там на огромном телевизоре, который до этого висел выключенным, показывают с громким звуком клипы Бьянки. Когда буфетчица вышла выключить или убавить звук (видимо, кто-то протестовал), главный ледовик остановил её, сказал, типа, класс, пусть будет. Я быстро съела картошку с мясом и ушла, оставшись без дыни. Наверное, это решение команды, может, даже капитана, но, думаю, такое надо решать коллективно. Если никто не упомянет это, подниму вопрос на собрании – нас-то, науку, никто не спрашивал. С радостью заметила, что заместителю, с которым у нас взгляды во многом расходятся, идея тоже не особо понравилась.
Что ж, поговорили. Оказалось, эти люди обиделись на меня, потому что я, видите ли, редко появляюсь в лаборатории (в которой сейчас нет работы) – а я не приходила, потому что боялась с ними разговаривать, боялась очередной порции унижений. Отчасти из-за этого избегания они и оскорбляли меня. Очень интересно. Услышала, что они хотели от меня похвалы их работе, просто присутствия. Это даже смешно. У них тоже есть чувства, вот это новости! Но они не могли их выразить, не могли позволить себе позвать меня, как мило. Сказала, что не приходила в лабораторию, потому что боялась их, потому что не чувствовала контроля над происходящим там. Они очень сильно удивлялись тому, что я их боюсь. В какой-то момент я начала плакать – хорошо, что меня это не смутило и не сбило с толку. Вау, я научилась реветь при людях. Вообще я более-менее довольна разговором. Ах да, они сразу после постучали в мою каюту и сказали, что они решили, что это был конфиденциальный разговор – никому не надо сообщать. Я спросила, проблема или разговор, мне сказали, и то и другое. Но я сообщила, что кому-то уже рассказывала в частном порядке. Они упомянули начальника экспедиции – не хотят, чтобы он знал. Смешно: худшее же позади, а этот разговор – достижение для всех нас. Не понимаю, чего тут скрывать? Ещё меня в негативном ключе назвали «несоциализированной» или как-то так. Наверное,
