Эрик Ньюби - Прогулка по Гиндукушу

Значит, вернемся в лагерь засветло.

-- Да, на этот раз мы дойдем,-- подтвердил я. Наш вздорный план вскружил нам головы.

Глотнув кофе и поев мятных пряников, которые казались нам вкуснее всего, что мы когда-либо едали, мы начали спуск. Но спускаться оказалось куда тяжелее, чем подниматься, и. я искренне сожалел, что наше скоротечное обучение сводилось только к подъемам, после которых мы шли вниз наиболее легким путем.

Через два часа мы достигли снежного частокола, а еше 'терез четыре часа пришли, усталые и злые,-в лагерь, где застали врасплох Абдула Гхияза: он, лежа на спине, изучал гребень в бинокль и развлекал Шира Мухаммеда и Бадара Хана жип'-'м репортажем о нашем восхождении. Все трое очень обрадовались нашему появлению.

Мы свалились в ожидании чая. Хью показал мне свои руки,

-- Гляди,-- прохрипел он через силу.

Какие-то красные, кровоточащие обрубки, будто куски мяса в витрине.

Мир Самир сложен дородами, которые подверглись очень сильному выветриванию; поверхность скалы легко крошится, рассыпаясь на острые зубчатые пластинки. Я в этот день поднимался в замшевых перчатках и начисто стер их; Хью шел без перчаток. Я принялся бинтовать его. Очень скоро он стал похож на боксера.

-- Ты подумал, черт подери, как я полезу завтра в таких бинтах? -мрачно произнес ок.

-- Завтра тебе будет лучше.

-- - Черта с два.

-- Ладно, я приготовлю обед,-- сказал я, чувствуя себя героем.

Каждый вечер мы поочередно готовили какой-нибудь несложный деликатес (если не ограничивались ирландским гуляшем). Сегодня была очередь Хью. Я вызвался сделать сырники.

Восхищенные погонщики столпились вокруг, чтобы посмотреть, как я буду готовить неведомое блюдо. Я открыл банки с творогом, достал прочие составные части и разжег примус. В тот самый миг, когда творог на сковородке начал густеть, достигая нужной консистенции, примус потух. Он и до того непрерывно фыркал, но теперь керосин иссяк окончательно. Абдул" Гхияз сорвался с места, притащил бидон и стал наполнять примус. Вдруг я обнаружил, что он наливает воду. Бадар Хан (единственный случай за всю экспедицию, когда он взялся сделать что-то, не предусмотренное контрактом!) принес другой бидон -- с денатуратом. Не спохватись я вовремя, мы все взлетели бы на воздух. Лакомое блюдо грозило погибнуть. Я встал, чтобы пойти за керосином, зацепил брюками сковороду, и содержимое размазалось по окружающим камням.

-- В этот момент пришел с речки Хью -- чистый, умытый, причесанный, в новой рубашке и красивом свитере.

-- Готово? -- любезно осведомился он.

-- -- Нет, черт дери.

-- Что так долго?

Что он в самом деле! Не видит, как мы соскребаем обед с камней?

-- Тебе придется долго ждать. На твоем месте я бы прилег.

Мы оба совершенно выдохлись. Подъем на гребень потребовал огромных усилий; более опытные восходители прошли бы тот же путь с гораздо меньшими затратами.

Солние скрылось за Мир Самиром в ярком закатном зареве, и ветер сразу завыл громче. Мы сидели, съежившись, вокруг костра, жевали испеченную Абдулом Гхиязом лепешку и

толковали о паломничествах в Мекку и подобных похождениях. Настроение поднималось. Пусть сырники не получились, зато мы заправились швейцарским гороховым супом-концентратом, консервированным яблочным пудингом и полукилограммом клубничного варенья, которое лопали ложкой прямо из банки

НОКАУТ

Чтобы удостовериться, что к вершине нет легких маршрутов, которые престарелые нуристанцы облюбовали для воскресных прогулок, утром следующего дня я пошел разведать верховье долины. Тем временем Хью вместе с Абдулом Гхиязом и Широм

Мухаммедом (последний -- очень неохотно) побрели с громоздкими ношами к турьему уступу. Бадару Хану удалось, как всегда, получить самую пассивную роль: он остался присматривать за лошадьми, кои продолжали объедаться и, видимо, по этой причине проявляли небывалую резвость. Кроме того, на его попечении была овца, купленная нашими погонщиками в складчину (мы тоже участвовали) за двести афгани у самого знатного человека в айлаке. Огромная сумма, которая делала честь коммерческой сметке хозяина!

Чем выше, тем уже становился луг. Гора теснила его с обеих сторон; по склонам, вливаясь в реку, бежали тысячи ручей-ков. Вот и конец травы, у подножья высоких скал. Здесь пасся табун одичавших коней; заметив меня, они галопом ринулись по склону.

Могучий водопад срывался в ореоле рваных радуг с шестидесятиметровой высоты по узкому каменному желобу в глубокое озерко. Над самым озерком поток, будто с трамплина, прыгал с черного уступа, и можно было стоять под струей, в леденящей тени среди блестящих сосулек, слушая оглушительный рев воды и глядя сквозь нее, как через текущее стекло, переливающееся и искрящееся на солнце.

Между камнями-и в воде росли цветы: на сыром лугу -- при^ мулы, где посуше -- маленькие цветочки с желтыми лепестками и зеленой серединкой, в расселинах -- колючие растения, косматые, как эдельвейс, напоминающие видом кроличье ухо.

Выше водопада травы не было, зато обильно цвели примулы по берегам прозрачного ярко-зеленого озерка, питающего поток. Справа высился Мир Самир. Отсюда он напоминал льва, приготовившегося к прыжку. Вершина -- голова зверя, длинные снежники -- седая грива.

Кажется, от моей разведки толку мало. Вдоль всего отрога -- отвесные стены; ребра, что разделяют три небольших ледника, круты и неприступны.

Один перед лицом величественной природы -- какое это сильное, упоительное чувство! Но сейчас мной владело еще и ощущение нереальности, точно ландшафт представлял собой декорации к пьесе, которая должна вот-вот начаться. Что ж, скоро и в самом деле начнется спектакль! Только бы не получилось комедии...

Вернувшись в лагерь, я не застал Бадара Хана. Судя по звукам, которые доносились из лачуги, он был там.

Я наелся сгущенного молока с сахаром и снегом (в других условиях меня стошнило бы от такой смеси), забрал свой рюкзак и двинулся к турьему уступу.

Я переобулся и шел быстро; потребовалось два часа, чтобы дойти до цели. Здесь меня ждал Хью. Абдула Гхияза и Шира Мухаммеда не было.

-- Наверное, вы разошлись у черного камня,-- сказал Хью. -- Мы поднимались четыре часа. Абдул Гхияз хотел возвращаться с полпути. Пришлось гнать его силой. Он явно пал духом.

-- Это, должно быть, потому, что он видел, как я кувыркался тогда на леднике. От души сочувствую ему.

Я спросил, как вел себя Шир Мухаммед.

-- Молодцом! Идет хоть бы что, только молчит. Дошел сюда, положил тюк г буркнул "до свиданья" и помчался обратно. Ему надо успеть приготовить овцу. У них сегодня Ид-и-Кур-бан -- религиозный праздник.

-- Пока эта овца разварится, пройдет не один час. Давай-ка и мы что-нибудь приготовим, пока не стемнело.