Михаил Певцов - Путешествия по Китаю и Монголии. Путешествие в Кашгарию и Куньлунь
Яркий пример тому— очерк о монголах-халха, самой большой этнографической группе этого народа, заселявшей центр и северо-восток Монголии. Для читателей, никогда ранее не слыхавших о таком сообществе, конечно, надо было сообщить самые простые и важные сведения. Певцов начинал с «национального характера», подчеркивая их прямодушие и доброту, беспечность и контактность, вспыльчивость и быструю отходчивость, отмечал он у них и отсутствие многих типичных для других кочевников мира качеств — мстительности, злопамятности, склонности к набегам и грабежам в посведневной жизни; однако, по наблюдениям Певцова, монголы-халха бывают чрезмерно словоохотливы, любят лесть, часто ленивы (пока дело не касается важной работы) и очень упрямы. В подобной характеристике, как бы далека она ни была от современного аналитического описания этнической психологии народа, есть и верно схваченные черты монголов, и явная симпатия автора к ним.
Халхасцам были свойственны большей частью рассеянные кочевья, поскольку жили они небольшими улусами (подвижными поселениями в 5—12 юрт), тогда как у других народов, например киргизов, в ауле часто собиралось до 50 юрт. На обитаемой ими территории довольно мало тучных пастбищ, поэтому, опять-таки в отличие от других народов, кочевать халхасцам приходилось круглый год (без остановок на зимних стойбищах, как это было принято, например, у кочевников-туркестанцев).
Очень характерны для Певцова и его заметки о китайском населении г. Калгана, где он пробыл всего несколько недель. За это время он успел составить представление о местном земледелии, которое вызвало его восхищение и уважение. Из-за нехватки земли и высокой плотности населения на равнине местные китайцы использовали под посевы любые крошечные участки по склонам гор, часто расположенным так высоко, что туда не могли добраться ни лошади, ни ослы, и людям приходилось самим таскать на себе удобрения и семена, пахать на себе землю и на руках сносить урожай в долину.
Внимание Певцова привлекали и некоторые другие элементы традиционного быта китайцев, например устройство фанзы с ее необычным декором и с приподнятой над полом теплой лежанкой-каном во всю ширину комнаты. Или — отмеченная им частая особенность китайских селений — непременное здание разукрашенной кумирни и неподалеку — «театр», фактически помост-сцена и около нее комнатка для переодевания артистов. Китайцы любили представления с эпизодами из истории Китая, которые устраивали бродячие труппы, «выслушиваемые поселянами в короткие часы досуга».
Во время путешествия члены экспедиции стали свидетелями празднования китайского Нового года, торжества, обычно попадающего на конец января — начало февраля. (Кстати, встреча праздника петардами, ракетами — старинная китайская традиция.) К воротам домов прикрепляли бумажки с иероглифами, выражавшими благопожелания, их же развешивали во дворах на веревках, и повсюду зажигали разноцветные фонари, все сверкало от иллюминации. Никакого специального богослужения в связи с Новым годом не полагалось, но зато с полуночи, по знаку сигнальной ракеты, начинали палить из пушек городской цитадели, во дворах и на улицах запускали ракеты, устраивали фейерверки и это продолжалось до утра, а часто и весь следующий день. Новый год праздновали обычно четыре недели, проходившие у китайцев в увеселениях: театральных и цирковых представлениях, торжественных обедах и визитах.
Но самый обширный и подробный этнографический очерк Певцова был написан им после экспедиции в Восточный Туркестан, где основную часть населения составляли уйгуры, древний тюркоязычный народ. Высокомерное отношение к туземцам, свойственное, к сожалению, некоторым европейцам, Певцову и его спутникам было абсолютно чуждо. Кстати, частое использование ими определения туземец совершенно лишено было какого-либо уничижительного смысла, оно просто означало «здешний, тамошний уроженец, природный житель страны, о коей речь» (В. Даль).
Михаил Васильевич с искренним интересом и любознательностью наблюдал за жизнью народа в чужой стране, налаживал с уйгурами дружеские отношения и, соответственно, получал взаимный отклик — обычно не слишком открытые чужакам, уйгуры-мусульмане рассказывали ему о своих предках, показывали старинные, заброшенные селения, водили к святым местам, приглашали на свадьбы, похороны, местные праздники. Так, постепенно М. В. Певцов втянулся в этнографические сборы и в итоге представил значительный материал об уйгурах Кашгара, Хотана, Яркенда и других, более восточных оазисов, расположенных между отрогами Куньлуня и песками пустыни Такла-Макан.
Из бесед с местными уйгурами Певцов узнал о легендарном прошлом края, собрал фольклорные рассказы о развалинах древних городов близ Нии, он и сам отмечал, что главным его занятием в ту зиму было «пополнение собранных по пути расспросных сведений по этнографии».
Составленный Певцовым очерк этнографии уйгуров Южного Синьцзяна (Восточного Туркестана), как и предыдущие его заметки, лаконичен и в то же время целен. В нем еще нет, конечно, сравнений, анализа, но уже есть систематизированная картина местной жизни в том виде, как она была доступна ему, — с одной стороны, чужестранцу, иноверцу, а с другой стороны — человеку, которым явно двигало уважение, дружелюбие и искренняя заинтересованность в местной истории и культуре. Очерк Михаила Васильевича — настоящее обобщение, пусть и небольшого материала, который явно собирался специально и таким образом помогал проникнуть гораздо глубже в повседневный быт и культуру местного населения. Подобный подход в конце XIX в. среди путешественников встречался еще редко (у Г. Н. Потанина, А. М. Позднеева, у французов Д. де Рэна и Ф. Гренара, у англичанина Д. Керразерса). Вклад этих ученых в мировую науку, особенно в географию, историю культуры и этнографии Центральной Азии трудно переоценить.
ПОСЛЕ ЭКСПЕДИЦИИ. Возвратившись из Тибетской экспедиции, М. В. Певцов 10 лет почти безвыездно жил в Петербурге. Он продолжал служить в Генеральном штабе и был весьма обласкан начальством — произведен в генерал-майоры и назначен одним из четырех генералов, состоявших при начальнике Главного штаба. Научная общественность, коллеги и руководство Русского географического общества тоже высоко оценили результаты путешествий Певцова — за выдающиеся успехи в экспедициях он был удостоен Константиновской медали, высшей награды РГО, избран в 1891 г. почетным членом-корреспондентом Лондонского королевского общества, что, несомненно, означало мировое признание его заслуг, а также награжден орденом Святого Владимира 3-й степени, кроме того, ему была назначена солидная пожизненная пенсия. Одно омрачало жизнь прославленного путешественника — его здоровье. Легко переносивший тяготы походной жизни и тяжелый климат Центральной Азии, могучий организм теперь начал сдавать. Михаил Васильевич стал часто болеть, «хворать инфлуэнцей» и даже собирался с семьей, женой и юной воспитанницей, перебраться куда-нибудь на юг, считая, что петербургский климат ему вреден.
