Арни Фалк-Рённе - Путешествие в каменный век. Среди племен Новой Гвинеи
Чтобы путешествовать в этих местах и остаться в живых, лучше всего по возможности избегать тесных контактов с природой. Только тот, кто полностью осознает, что находится во враждебном мире, которого ему не одолеть, может рассчитывать на возвращение без особого для себя ущерба. Ну а тот, кто тщится обуздать природу или поиграть в Тарзана, хватая свисающие лианы, будет очень скоро наказан.
Вот какие мысли одолевают меня, пока наш лагерь пробуждается ото сна. Но наконец и я вываливаюсь из гамака (самый противный момент!), разбитый, не стряхнувший с себя усталости минувшего дня, который провел скорчившись в пироге. Мое тело совсем окостенело, и виной тому не только усталость, но и дождь. С трудом натягиваю на себя рубашку и шорты. Они насквозь мокрые, хоть выжимай. А тут еще дает о себе знать голод, и умыться нельзя. Ванусс ревет прямо над ухом:
— Ну-ка все, поторапливайтесь! Туваи, прикрой свертки брезентом! Через пять минут отплываем!
Только теперь он делает вид, что заметил меня. Надо полагать, я выгляжу так, словно не меньше двух недель пролежал в гашеной извести, потому что левым уголком рта Ванусс изображает подобие улыбки.
— Ты ведь сам этого хотел, — говорит он, подходя ко мне и доставая из-за пазухи небольшую бутылку.
Оглядевшись вокруг и, убедившись что никто не видит, чем он занимается, Ванусс протягивает мне бутылку. Я с благодарностью отпиваю пару глотков обжигающего горло виски, после чего он прячет ее на прежнее место. Никто не должен видеть, что у него с собой спиртное.
— Ну, вот ты и позавтракал, — ухмыляется он.
Несколько капель виски немного взбодрили меня. Еще не очнувшись хорошенько ото сна и тревожных мыслей, я направляюсь к берегу, где в молочном тумане как бы парят лодки. Где-то над головой кричат белые какаду и огненно-красные, похожие на ястребов спицы, а над рекой и джунглями стоит зловонный запах ила и гниющих растений. Я делаю шаг в сторону, чтобы справить нужду, но один из островитян хватает меня за руку и качает головой.
— Нет, таубада[7], нет, — говорит он решительно.
Подошедший Ванусс поясняет:
— Здесь вокруг сплошная тина. Стоит сделать шаг — утонешь. Это как зыбучий песок. Надо отойти глубже в лес.
Ткнув меня в живот колышком от крепления палатки, он громко хохочет:
— Только смотри, чтобы там тебя не схватили охотники за головами!
Я не разделяю его веселости и, признаться, начинаю раскаиваться в том, что отправился в этот край нескончаемых болот с бандой охотников за крокодилами. Отныне Ванусс — мой господин и повелитель, я полностью завишу от его настроения. Правда, убить меня он вряд ли сможет: в Порт-Морсби или на острове Четверга кто-нибудь из его людей непременно проболтается об убийстве белого человека, да и власти быстро обнаружат, с кем я отправился в страну болот. Но ему ничего не стоит испортить мне жизнь здесь. Откажет, например, в помощи, если я заболею. Вдруг начнется приступ из-за камня в почке и потребуется немедленная операция? Или вновь меня свалит малярия? С этими невеселыми мыслями, вооруженный рулоном туалетной бумаги в одной руке и мачете в другой, я пробираюсь в глубь девственного леса.
И все-таки жизнь прекрасна, думаю я несколькими минутами позже, когда вновь оказываюсь на берегу и занимаю свое место в лодке. Да и Ванусс отличный парень, такой обходительный и простой. Мы путешествуем по земле асматов, охотников за головами, и за минувшую неделю Ванусс не раз предостерегал меня от опасностей и оказывал всяческую помощь. Он нелегально охотится за крокодилами. Ну и что? Разве есть легальные охотники на этих рептилий? Чем больше я размышляю, тем веселее становится у меня на душе. Наше путешествие представляется теперь в розовом свете. Я даже верю, что мне удастся сделать хорошие снимки, хотя аппаратура подмокла, а пленки отсырели.
Но вот заработал мотор, и мы отправляемся в путь вверх по реке. По-прежнему льет дождь. Час за часом крупные капли падают с темно-зеленой крыши отвесно и с такой неумолимой регулярностью, что вновь охватывает уныние. Я страдаю от «току» — так местные жители называют хандру, которая преследует белых путешественников в джунглях страны болот. Насколько мне известно, эта болезнь не описана в медицине, однако несомненно, что она во многом способствовала восприятию островитянами белых людей. Страдающему «току», полагали они, достаточно всего нескольких капель виски или какого-нибудь другого крепкого напитка, чтобы ему море стало по колено.
— Веселые таубады опаснее грустных, — утверждает Ванусс. — Им кажется, будто они могут перевернуть мир. Когда я служил в полиции в Дару, у нас был патрульный офицер, который всегда страдал болотной болезнью (ее здесь также называют «току»), стоило нам покинуть полицейский участок и отправиться в патрульный объезд. Нам приходилось бывать среди самых отвратительных канаков, какие только имеются. Они поедали друг друга по любому поводу и без зазрения совести убили бы и сожрали нас, «правительственных» людей, если бы только могли. И знаешь, что обычно говорил этот полоумный киап[8]? «Вы наши братья. Отложим в сторону оружие, пойдем к вам в деревню, поднимемся в мужской дом и усядемся среди вождей. И они поймут, что мы желаем им добра». Я, конечно, был против, но что мне оставалось делать? Ведь он был моим начальником. Все ему сходило с рук до тех пор, пока однажды он не начал взбираться по лесенке в «хаус тамбаран»[9]. Тут появился канак с натянутым луком в руках. Он был плохим стрелком и успел лишь поразить киапа в руку, прежде чем я выстрелил в него из револьвера. Это был личный пистолет патрульного офицера, я вытащил его утром у него из ранца и спрятал за пазухой. Если бы и я был безоружным, нас бы прикончили. Но через несколько часов болотная лихорадка — возможно, из-за полученной раны — повлияла на киапа в противоположном направлении. Теперь он рвался застрелить всех, а мужской дом сжечь. Я уж и не знал, как отговорить его.
— Но тебе все же удалось это сделать? — спросил я. — Каким образом?
— Я достал бутылку виски и предложил ему глоток. Он кинул на меня злобный взгляд: «Разве ты не знаешь, что местной полиции запрещено брать с собой спиртное в патрульные поездки?» — «Конечно, знаю», — ответил я. «Почему же у тебя при себе фляжка?». И я ответил: «Чтобы ты мог пропустить иногда глоток, киап». Дело кончилось тем, что он приложился к бутылке, и я больше не слышал разговоров о том, чтобы спалить мужской дом.
Стоит мне подавить хандру, как я с особой силой отдаю себе отчет, с каким редкостным человеком свела меня судьба. Быть может, это объясняется его происхождением — Ванусс приходится дальним родственником жене германского кайзера Вильгельма, императрице Августе, и связан с королевскими домами Скандинавии (о чем я расскажу позднее), но, по-моему, такое впечатление о Вануссе прежде всего объясняется его великолепным знанием людей. На Западе, где значительную власть над людьми приобретают компьютеры, знание людей — качество, которое все больше отступает на задний план. Нам некогда познать друг друга, и свои впечатления мы нередко черпаем из вторых рук, через телевидение. Но в Новой Гвинее, одном из немногих уголков земли, от знания местных обычаев зависит порой, останешься ты в живых или погибнешь! Как узнать намерения человека, стоящего передо мной с копьем или луком? Натянет ли он лук, кинет ли в меня копье, если повернусь к нему спиной? Не сумей я установить с ним контакт, не ходить мне по его земле. Вот почему так важно понять мотивы, по которым он, возможно, не допустит меня в свою деревню, или же условия, на которых он, напротив, разрешит проезд через его территорию.
