Книга про Иваново (город incognito) - Дмитрий Фалеев
– А в Жарки-то ты как приехал?
– Церковь возрождалась. Тогда была живая церковная жизнь – не такая, как сейчас, а бурление, общение, встречи между людьми, переписка с какими-то батюшками из Австралии. Одна матушка, очень старая, однажды на открытии храма чудесным образом научила меня, что называется, одним днем звонить в колокола. С тех пор я стал посещать разные храмы и звонить. Колокола были далеко не везде – звонили на газовых баллонах. Мы ездили в Москву, заказывали била – это доколокольная вещь: листы металла, настроенные в разные тона. Их покупали приходы, которые не могли позволить себе купить колокола. Я почти все звонницы в нашей округе объехал, в том числе и Жарки. Мир церковный был мне близок. И многие мои друзья связали с ним свою жизнь. Один товарищ сделал выбор уже тогда – он стал священником в девяносто третьем году. А я вот до сих пор… – ищет слово, – маюсь.
– Прочел у тебя «ВКонтакте»: «Поля продают, Дома продают. Пьют вино беспробудно. Так гибнут люди в деревне моей. Что ж сердце тянется к ним?» Это откуда вообще?
– Это Исикава Такубоку. Японский поэт девятнадцатого века. Но это не значит, что я знаток танка, эстет. Вообще я это у отца Виктора стибрил.
– Если так тянет в деревню, почему не уезжаешь?
– У меня еще все впереди. До сих пор я уверен, что жить человеку в городе неправильно, вредно и бесперспективно. Я уже уезжал один раз в деревню и прожил там год.
– Почему не остался?
– Тогда было не время.
– В смысле?
– Вот так – по-японски. Ты пытаешься вовлекать размеренную деревенскую жизнь в бурю своих эмоций, страстей, энергии, а там все происходит в своем ритме – последовательном, неторопливом. Для такого ритма нужно либо изначально деревенским человеком родиться, либо созреть для него. Я пока, наверное, не созрел, но мне он очень нравится. Есть духовно прекрасные места – Жарки, Елнать. Центры мироздания. Действительно, дышится и живется по-настоящему только там. Я чувствую себя родом оттуда не только потому, что мой отец почти из тех костромских дебрей, с той стороны Волги, где окают, где в одном селе Соколовы, а в другом Семеновы, и все – ни одного Фельдмана, даже Иванова нет; только Соколовы и Семеновы.
– У тебя на плече наколота Макошь. Как она оказалась у православного христианина? О чем это говорит?
– Это говорит о том, что не особенно-то я и умен. С другой стороны, я родился в день летнего солнцестояния, когда славяне чествовали Макошь как одну из богинь своего Пантеона. Православие – вещь, которая, к счастью, изумлению и празднику нашему, не уничижает язычество, а оставляет место для уважения наших прошлых богов. Ни один вменяемый православный священник не устроит сжигания идолов, не запретит праздновать Масленицу. Был ли у меня мистический опыт, связанный с Макошью или другими языческими проявлениями божества, – нет. Ведуны, колдовство и прочее – это все бред воспаленного воображения.
– Древние славяне делили мир на навь и явь. Навь существует?
– Это ты мне лучше объясни про навь и явь – что это такое?
– Явь – это мир очевидный, а навь – потусторонний. Грубо говоря, лешие, кикиморы, русалки. Они существуют, по-твоему?
– Конечно, существуют.
– А как это с христианством объединяется?
– Христианство же признает существование ангелов.
– Потому что про ангелов написано в Библии, а про домовых и леших в Библии не написано.
– Библия слишком важный документ, чтобы там было написано конкретно про домовых, леших, русалок и так далее. Там сказано о существовании бесплотных духов, и, конечно, этот мир существует. Я вообще не понимаю, как можно жить, не видя, не осязая вокруг себя этих бесплотных божественных движений. Не понимаю, как можно не видеть в человеке божью искру, как можно поступать, не соприкасаясь с этим миром и не спрашивая у него совета. Я бы не смог. Мне кажется, человек, который отлучен от этого, – ущербный и сухой, как деревяшка.
– Как пришла мысль заниматься резными иконами?
– Мне это показалось неким компромиссом между бизнесом и православием. Чем интересна резная икона? Эта вещь была нами практически утрачена – слишком ретивые священники эпохи раскола считали почитание резной иконы за идолопоклонство и уничтожали ее. У нас же все делается с перехлестом – это такая черта нашей нашести, русскости. Образцов сохранилось до обидного мало, и многие сюжеты мы создавали заново, а резного образа Матроны Московской до нас вообще не существовало.
– Были протесты от официальных представителей церкви?
– Нашими иконами первой стала торговать лавка Троице-Сергиевой лавры. Механизм такой – сначала мы отсылаем программистам старые фотографии, документы, образцы, жития святых. Они, исходя из этого, составляют программу, которая закладывается в станок, поскольку это не ручная резьба, которая стоила бы невероятно дорого и многим пришлась бы не по карману. Станок выполняет. Дальше образ предъявляется на рассмотрение компетентным церковным лицам, священникам, которые имеют богословский вес и могут оценить, насколько каноничным получился результат. Если они одобряют, икона идет в производство.
– Мне всегда было интересно – ты был гитарист, рок-музыкант, богемный персонаж, а сейчас бизнесмен. Как докатился до жизни такой?
– Я, наверно, жадный. Я хожу в те магазины и покупаю детское питание там, где есть скидка. Я могу по памяти назвать, сколько какая банка детского питания стоит в какой торговой сети. Деньги – странная штука: кому-то она дается, кому-то нет. Бог очень щедро раздает авансы, но приходит время, когда он начинает спрашивать. На мой взгляд, важно не пропустить этот момент. Не залежаться в ожидании следующего аванса. Когда я понял, что на Ивтелерадио заработать можно только геморрой, а денег там не заработаешь в принципе; когда я увидел, что вся моя энергия, данная мне творцом, кипучая, мощная, направлена на ерунду: на выкруживание мелких, сиюминутных радостей, на пьянство, сладострастие, самолюбование – все, чем пропитана журналистская тусовка, – я просто взял и плюнул одним днем на это все хозяйство. Более того, я в запой ушел серьезный и смог избавиться от этой тяги только потому, что сдался врачам. Я пришел и сказал: «Спасите, я пью каждый день».
– Это-то как раз в русле богемного образа жизни. А как ты стал бизнесменом?
– Я вышел из наркологии и поехал в Москву. Тогда не было узбеков. Тогда были молдаване, хохлы и я.
– У меня знакомая говорит, что Москва научила ее работать.
– Правильно говорит. Мы поехали на стройку
