Жюль Верн - Южная звезда
— Все, что вы сейчас мне говорили, не составляет новости для меня, Мере: я все это передумала за вас раньше. Мне трудно было понять, как это инженер, ученый, вообще такой человек, как вы, может с легким сердцем вести ту жизнь, какую вы ведете. Не есть ли это преступление против вас самих и против науки. Отдать свое драгоценное время работе чисто механической, работе, которую простой кафр или готтентот сделает лучше вас, уверяю вас, это нехорошо.
Сиприену достаточно было сказать одно слово, чтобы молодая девушка тотчас же разрешила задачу, которая удивляла и вместе с тем возмущала ее. Кто знает? Может быть, она и высказывала свое негодование по этому поводу с тайной целью вызвать его на объяснение. Но он дал слово сохранить свою тайну и считал унизительным для себя нарушить это обещание, потому признание замерло на его устах.
Мисс Уоткинс продолжала:
— Если вам непременно хочется найти алмазы, почему, Мере, не ищете вы их там, где у вас больше шансов их найти, — в вашем тигеле? Как! Вы — химик, вы знаете так, как никто, что такое, в сущности, те жалкие камешки, которые так дорого ценятся, и вы хотите добыть их неблагодарным механическим трудом. Что касается меня, то я возвращаюсь к моей мысли, а именно: если бы я была на вашем месте, я бы сделала попытку добыть алмазы химическим путем.
Алиса говорила все это с таким увлечением и так убедительно, что Сиприен почувствовал в себе прилив бодрости и энергии. К несчастью, в эту минуту Уоткинс стал спрашивать его о том, что делается на Вандергартовых россыпях, и разговор молодых людей таким образом оборвался. Но семя было брошено, оно попало на хорошую почву и должно было взрасти.
Возвратясь к себе домой, молодой инженер стал размышлять о правдивых словах мисс Уоткинс, и то, что в словах ее крылось неосуществимого и фантастического, отошло почему-то у него на задний план, оставив место только тому, что было в них благородного, доверчивого и нежного.
«А почему бы мне не попытаться в самом деле? — говорил он себе. — Производство алмазов, казавшееся в прошлом столетии чем-то несбыточным, теперь уже почти свершившийся факт. Фреми и Пейль в Париже добыли изумруд, рубин и сапфир, которые не что иное, как кристаллизованный глинозем различного цвета. Мак-Тир в Глазго и Баллантайн Ганнэ в том же городе получили в тысяча восемьсот восьмидесятом году кристаллы углерода, имевшие все свойства алмаза и только один недостаток, состоявший в крайней его дороговизне; алмазы эти обходились дороже бразильских, индийских и грикаландских, а потому не соответствовали условиям торговли. Почему бы мне не найти теперь способ уменьшить эту стоимость? Все эти ученые были теоретики, кабинетные ученые, не изучившие алмаза на месте его рождения; воспользовавшись их трудами и опытом, а также и своим, я попытаю счастья. Я уже подвергал анализу и тщательно изучал почву, где находятся алмазы, сам, своими руками выкапывал их, и если кто-нибудь должен когда-либо преодолеть эти затруднения, то это именно я. Да, это буду я!»
Вот каково было течение мыслей Сиприена, и вот о чем он думал и передумывал добрую часть ночи.
Решение его было принято. На другой день утром он объявил Томасу Стилу, что по крайней мере некоторое время не будет работать сам, а также посылать рабочих на свой участок. Сиприен даже условился с ним, что он может продать его часть участка, если на него найдется покупатель. После этого Сиприен заперся в своей лаборатории и стал размышлять о новых проектах. Во время своих блестящих изысканий об обращаемости твердых тел в газообразное состояние — изысканий, которыми Сиприен был занят предыдущий год, от него не ускользнуло, что некоторые вещества, кремнезем и глинозем например, не растворяющиеся в воде, растворимы в водяных парах при высоком давлении и очень высокой температуре.
Это именно и вызвало с его стороны желание сделать попытку найти газ, растворяющий углерод, для того чтобы впоследствии получить кристаллизацию. Но попытки его оказались бесплодными, и после нескольких недель напрасных опытов он был вынужден оставить их, переменить, так сказать, батарею. «Батарея» была именно подходящим словом в этом случае, потому что, как мы увидим впоследствии, пушке пришлось здесь играть не последнюю роль. Путем аналогии молодой инженер должен был прийти к убеждению, что алмаз может образоваться на россыпях совершенно так же, как сера в серных рудниках; известно, что сера осаждается от неполного окисления серного водорода после того, как часть ее видоизменяется в серную кислоту, а из остатка ее образуются кристаллы, которые и покрывают стены серных рудников.
«Кто знает, — говорил себе Сиприен, — может быть, алмазы образуются просто в углеродистой почве? Если соединение водорода с углеродом происходит неминуемо со смещением наносной воды и является под видом болотного газа, почему бы окисленному водороду, соединенному с не вполне окисленным углеродом, не произвести кристаллизации углерода?» Придя к этому выводу, нашему химику нетрудно было произвести соответствующий опыт, а потому он окончательно остановился на этой программе.
Первой задачей его было придумать такой порядок производства алмазов, который бы подходил, насколько возможно ближе, к условиям, существующим в природе; порядок этот должен был быть очень прост, потому что в природе и искусстве все, что велико, то и просто; тому примером могут служить великие открытия, сделанные человечеством, как, например, земное притяжение, компас, книгопечатание, паровая машина, электрический телеграф и т. д.
Сиприен, спустившись в копи, сам набрал такой земли, какая, по его мнению, была наиболее благоприятной для его опыта. Потом, сделав из этой земли густой раствор, он обмазал им внутренность стальной трубки в полметра длины, пять сантиметров толщины и восемь сантиметров в диаметре.
Трубка эта была не что иное, как обломок пушки, отслужившей свой срок, которую он купил в Кимберли у волонтеров, распущенных по домам после войны с кафрскими племенами. Распилив при содействии Якоба Вандергарта эту пушку, Сиприен сделал из нее приемник, какой нужен был для того, чтобы он мог выдержать громадное давление изнутри.
Заделав эту трубку с одного конца, наш химик положил в нее кусочки меди, налил два литра воды, наполнил болотным газом, после чего, тщательно замазав, закрепил ее концы металлическими гайками.
Аппарат, таким образом, был готов; оставалось только подвергнуть его сильному нагреву. С этой целью трубка и была положена в отражательную печь, в которой огонь поддерживался день и ночь две недели. Трубка и печь были при этом покрыты толстым слоем огнеупорной земли, с той целью, чтобы сохранить в ней возможно большее количество тепла и чтобы она охлаждалась как можно медленнее. В общем, печь эта по внешнему виду имела большое сходство с огромным пчелиным ульем или хижиной эскимоса.
