Елена Серебровская - От полюса к полюсу
улице Павлина Виноградова, за три недели так и не узнал о факте, непосредственно
касавшемся его лично. Здесь, в этой самой гостинице, жили его отец и мать,
эвакуированные из Мурманска с одним из внуков. Он не встретился с ними, не повидал
их. Не мог он знать, что шанс встретиться с матерью был последним: измученная тяготами
эвакуации, тяжело больная, она умерла в 1943 году в Нарьян-Маре.
Срочно следовать на Диксон... Штабную группу разделили на части и стали отправлять с
оказиями. Сомов попал на старенький пароход «Пинега», который шел в группе других
судов под военным конвоем.
Путь на Диксон оказался длинным. В проливе Югорский Шар они увидели целый
поселок стоящих на якорях и вмерзших в лед груженых судов. Выход в Карское море был
блокирован тяжелыми льдами.
Когда льды немного разредились, суда прошли на восток. Вот и Диксон, родной уже
Диксон, где жито-пережито. Но то ли еще впереди! Война...
Папанин должен был оставаться в Москве, и поэтому начальником морских операций был
назначен хорошо знакомый Сомову капитан М. П. Белоусов. Начальником Штаба и его
заместителем были Н. А. Еремеев и А. И. Минеев, которых Сомов тоже знал
основательно, синоптиком — В. В. Фролов. Штаб не всегда оставался на Диксоне, часто
размещался на судах, переходя с одного на другое. Сомов рассказывает:
«Мы привыкли к этим переходам и всегда держали наготове в своей каюте листы
оберточной бумаги, шпагат и мешковину, чтобы при надобности быстро свернуть свои
синоптические ледовые карты с нанесенными на них данными из шифрованных
телеграмм. Штабисты подшучивали над нами, придумав специальную команду: «В
пакет!», что означало мгновенный сбор и упаковку карт».
Штаб находился на ледокольном пароходе «Садко», потом на ледоколе «Ленин» и па
других судах. Вскоре Михаил Михайлович стал свидетелем трагической гибели «Садко».
Судно шло в Карском море со сменой зимовщиков и материальным снабжением к одной из
станций. Торопясь к месту назначения, капитан повел судно напрямик через центральную
часть моря, обозначенную на карте белым пятном. Корабль сел на мель...
Бушевал шторм, спасти судно было невозможно, надо спасать людей. Ледокол «Ленин»
сильно качало. Сомов остро переживал отвратительное состояние пассивного ожидания,
когда невдалеке погибало судно, а приходилось ждать. Только к концу вторых суток
синоптик Штаба Фролов дал консультацию о возможности спустить шлюпку. Ее спустили,
и шлюпка направилась к гибнущему судну. Вернулась она вместе со шлюпкой «Садко»,
обе были заполнены людьми. Принять их на борт ледокола оказалось не менее сложно,
чем спустить шлюпку, — море штормило. И все-таки прибывших благополучно подняли
на борт.
Осенью 1941 года ледокол «И. Сталин» доставил Сомова и Фролова в Архангельск. Здесь
они получили наконец от Папанина распоряжение — явиться в Штаб Беломорской
военной флотилии для оформления в ряды Военно-Морского Флота. Обмундировались по-
военному, оформили бумаги для присвоения воинского звания — его установил им Штаб
флота. Сомов стал инженером-капитаном интендантской службы.
В Штабе Беломорской флотилии Михаил Михайлович с радостью узнал, что здесь
создается группа ледовой службы и .возглавлять ее будет капитан второго ранга Николай
Николаевич Зубов. Так встретились в военной обстановке профессор и его аспирант. Зубов
тоже, конечно, в первые же дни Великой Отечественной войны подал заявление о
готовности снова вступить в ряды Военно-Морского Флота. И пожертвовал в фонд
обороны свою легковую машину, полученную от Советского правительства за заслуги в
полярных исследованиях.
К непривычной ледовой группе сначала приглядывались, но вскоре ее прогнозы завоевали
незыблемый авторитет. Сомов обрабатывал донесения летчиков, нередко летал и сам над
Карским и Белым морями, над устьем Двины. В силу военной обстановки суда зачастую
не могли своевременно стать на зимовку там, где следовало, и тем труднее было защитить
их в случае нападения самолетов врага. С появлением льда в устье Двины и еще более —
ранней весной перед ее вскрытием авиаразведка стала совершенно необходимой. Скажем,
требовалось тщательно зарисовать состояние льдов вокруг ледокола «Ленин» и сразу же
сбросить на него вымпел с этой зарисовкой. Это, как и всякое другое задание, Сомов
выполнял быстро и хорошо.
Летом 1942 года Сомов летал над Белым морем на морских бомбардировщиках-
разведчиках МБР-2. По уставу, при полетах над морем всем полагалось надевать
специальные непотопляемые жилеты, но у Михаила Михайловича такого жилета не было,
и он летал без страховки. Сидел на открытом сверху и защищенном спереди прозрачным
козырьком месте штурмана, а впереди на турели был установлен спаренный пулемет со
специальным прицельным устройством. Немецкие самолеты в ту пору появлялись в
нашем небе весьма часто.
Собранные в полете данные молодой гидролог старался обработать и нанести на карту
еще до посадки. Отмечая время по штурманским часам, он вел журнал наблюдений о
состоянии льдов, чтобы привязать их точнее к географическим координатам. В открытом
море самолет большей частью летел без ориентиров, и местонахождение его определялось
по счислению: зная скорость самолета и его курс на карте, по времени подсчитывалось
расстояние, пройденное им от первого ориентира. Современных аэронавигационных
приборов в ту пору не было.
Донесение о ледовой разведке составлялось немедленно по прибытии на базу. Его
кодировали, превращая в ряд цифр: ведь передавать эти сведения в эфир открытым
текстом было немыслимо, данные мог использовать противник. Работа была трудоемкой и
требовала большого внимания.
В конце августа 1942 года в воды Карского моря прорвался фашистский линкор «Адмирал
Шеер». Сейчас этот эпизод Великой Отечественной войны описан подробно в множестве
книг и статей. Вооруженный до зубов военный корабль с командой в несколько сот
человек на борту напал на советскую полярную станцию, располагавшую стареньким
сторожевым кораблем «Дежнев», маленьким пароходом с прекрасным именем
«Революционер» и одной пушкой на берегу, забывшей, когда из нее в последний раз
стреляли. Почти весь наличный флот, скопившийся на Диксоне из-за тяжелых льдов, был
