Радик Соколов - Наездник
Ах, если бы Инга знала, какие несчастья обрушились на голову паренька. Знай она это, то безусловна бы была не столь строга и придирчива к исполненному Женей поручению. Случилось же вот что. В тот самый момент, когда сеанс оздоровления юной Афродиты был в самом разгаре и Шатов уже, если так можно выразиться, начал погружаться в работу, а раскинувшаяся на столе красавица уже млела отдаваясь в сильные руки массажиста, раздалось сначала легкое кряхтенье, а затем и вовсе сдавленное покашливание. Прервавший погружение Павлик слегка насторожился, а внезапно пережившая острое наслаждение Валька, то хрюкала, то хохотала.
Сеанс пришлось прервать. Заговорщики были разоблачены. Малолетний документалист извлечен из глубин своего убежища оттаскан за ухо и выставлен вон. Динову, как она поведала Женьке, тоже подвергли наказанию — лишили удовольствия посетить следующий сеанс.
— Какой Вы ненадежный компаньон, — Выговаривала на следующий день Валька разоблаченному агенту.
— Женька вяло оправдывался признавая свою вину за провал всей операции. — Пыльно там. Я только чуть подвинулся, чтобы лучше все рассмотреть, тут как назло, в нос что-то попало.
— Ты ведь гад меня целого сеанса лишил. — Вальке страсть как подходила роль обличительницы. Она раскраснелась, волосы слегка растрепались, и она стала похожа не на Афродиту, а на Медузу Горгону с развивающимися волосами. Тот, кто мог увидеть ее в этот момент, рисковал умереть от любви к столь прекрасному существу, однако чары лишь на миг зацепились за черствого Женьку и тут же сдавшись, бессильно рассыпались.
— Ничего страшного. Никаких сложностей не вижу. Лично могу шефа хоть за этим столом заменить. — Наглость маленького прохиндея достигла заоблачных высот.
— Вот как? — Изумилась пораженная «Эсмиральда». — Не провоцируй меня, маленький Гаврош, это может далеко завести…
— И, непременно, в скором времени заведет. — Повзрослевший за последние недели «тринадцатилетний капитан», приобрел способность проникать в тайные комнаты запретных желаний, спрятанных в самых сокровенных уголках человеческой души, даже раньше, чем они открывались хозяину. — Приглашаю Вас на празднование моего четырнадцатилетния.
— Проходи, проходи, — встретила Ирина Емельяновна гостя.
— Спасибо. — Шатов был сегодня необыкновенно весел и возбужден. Он и так ослеплял здоровой свежестью своего лица, а сегодня у него лучилось счастьем все: глаза, губы, щеки.
— Аж завидно на тебя смотреть. Давно ты не был так безупречен. Присаживайся к столу.
— Благодарю. — Продолжал блистать манерами гость.
— Да, как-то грустно все у меня. Жизнь своими грязными красками напоминает серый осенний день, когда листья уже облетели, трава пожухла, а первый снег все никак не выпадет. — У хозяйки были небольшие неприятности на работе. — Да, слишком много злобы корысти и стяжательства и просто идиотизма в нашей жизни. Кого из начальства ни возьми — все воры и проходимцы. Да половина, если не больше — засевшие на самом верху откровенные враги народа. — Помешивая готовившийся в кастрюльке грибной суп, философствовала Ирина Емельяновна. — Это потому, что наш народ терпелив. Готов всякие невзгоды перенести, но молчать. Воспитали его так. Не одну сотню лет старались. Как думаешь? — Шатов сытый уже от запаха, щурился как хитрый кот, но молчал, зная, что его ответ и не ожидают. — Нравится, выходит, людишкам рабство. Тысячи аргументов придумают, но за хозяйский сапог будут держаться, да еще его и полизывать.
— Острые мысли высказываете, Ирина Емельяновна, как бы в Сибирь не проследовать, а то и на эшафот. — Пашка, положил в тарелку с супом полную ложку густой деревенской сметаны.
— Да это так. Просто мысли вслух. Я ведь тоже такая. Как все. Вот протрещалась на кухне и героиней себя чувствую. Теперь на полгодика и заткнуться можно, до следующего кухонного сеанса… Как съездил? Удачно?
— Отлично все. Вот долг принес. — Паша кивнул на стоящую в углу сумку. — У меня к вам просьба.
— Все что в моих силах. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Как к сынишке, будущий зятек.
— Со мной Инга приехала. Теперь она у меня живет. Не могли бы вы ее научить готовить. Девочка совсем ничего не умеет. Всю жизнь в интернате. Всему учиться приходиться. Возьмите над ней шефство.
— Так, — Ирина Емельяновна присела за стол. — Значит не сбыться моей мечте. Не породнишься ты с нашей семьей.
— Все может случиться. — Паша загадочно улыбнулся.
— Потренироваться в семейной жизни, значит, решил. Опыта набраться хочешь? Ну, с одной стороны оно конечно здорово, но отдает дурным запашком. Не находишь? — Ирина осуждающе качала головой.
— Полностью с вами согласен. Отдает, но это не мой случай. — Паша пригласил собеседницу присесть поближе, отодвинул пустую тарелку и наполнил два стакана в серебряных подстаканниках чаем. — Вы Анзора Шавердашвили знаете?
— Знакома. Я у него иногда бываю… на приеме. Неделю назад, собственно, была. Он еще меня так внимательно осматривал. Анализы заставил сдавать. — Ирина взволнованно смотрела на Павлика. — Это то, о чем я подумала?
— Похоже, да. Мы сейчас совместно с Анзором планируем провести ряд экспериментов по экстракорпоральному оплодотворению. Пока подбираем добровольцев. Пересмотрели гору историй. — Шатов стучал пальцами по дереву. — Техника как таковая пока неотработанна. Множество узких мест. Все на первых порах будет зависеть от гениальности Анзора. Трудностей масса, но все реально с очень высоким шансом на успех. Если получится с УЗИ, то потом и вовсе легче будет. У нас все готово. Я уже с собой и лекарства принес.
— Ну, то что я немедленно согласна ты и без меня знаешь. — Ирина Емельяновна задумалась. — Породниться, говоришь. — Горстка лекарств, единым мигом очутилась во рту и подгоняемая водой ринулась по пищеводу вниз, приступая к стимуляции суперовуляции.
— Ни для кого личность мужчины — донора не будет раскрыта. В лаборатории провели уже целый ряд тестов по исследованию различной семенной жидкости. Доноры — абсолютно здоровые молодые мужчины. У всех отличные спермограммы. — Заученно говорил Паша. — Мы сами не представляем кому какой материал достанется. Не исключено, что и мой.
— Не исключено… Ну, ну… Паша — папаша. Мне все подходит, только пусть, в виде исключения, ребенок будет знать, кто его настоящий отец.
— Дети. Скорее всего при этой методике появится двойня.
— Так даже лучше. Берешь, выходит, меня старшей женой. Когда молодую, любимую наложницу учить начинать, уважаемый господин мусульманин Гарун аль Рашид. — Хозяйка внезапно расхохоталась молодым и радостным смехом. Все невзгоды, окружавшие ее неожиданно сделались мелки и незначительны. Ирина Емельяновна оказалась обладательницей целого моря счастья, которое можно пить не переставая еще многие годы. Сердце, ее обитавшее доселе в пустыне, очнулось в полном красок и жизни оазисе надежды. Вся женственность, казалось, навеки погребенная под пеплом разочарований в единый миг проснулась и распрямилась. — Съезжаться ты ведь не планируешь. А может все-таки… И за детишками вместе присматривать полегче. Не последние поди…
