Луи Анри Буссенар - Охотники за каучуком
— Хм! Вот блестящая мысль! — воскликнул он, ударив себя по лбу. — Я перевезу все это золото на «Симона Боливара». Судно стоит в надежном месте; о существовании этого озера мало кто знает, пароход тщательно скрыт и замаскирован так, что увидать или разыскать его трудно. И хитер должен быть тот, кто разыщет его там. До срока, назначенного мне этим раззолоченным шутом, остается еще три дня; этого более чем достаточно, чтобы побывать на озере и, вернувшись оттуда, поспеть к условленному времени в карбет на Тартаругале.
Горя желанием покончить с этим делом побыстрее, Диего тотчас же приказал отнести корзины с золотом в самую большую из своих пирог, выбрал из числа своих людей самых надежных и немедленно отправился к месту швартовки присвоенного им парохода. Как человек, в высшей степени осторожный или, вернее, недоверчивый, он усадил с собой на пирогу и двух артистов, Фрица и Раймона, чтобы те не сбежали, как это сделал на днях их товарищ Маркиз, непонятное исчезновение которого сильно тревожило его.
Кроме того, перед своим отъездом он увеличил вдвое число стражей, на обязанности которых лежало поочередно караулить жилище госпожи Робен и ее семейства. Строжайше наказав им не допускать ни под каким видом связей с пленниками и преподав самые подробные наставления одному из своих самых верных людей, которого он оставлял в деревне, Диего успокоился.
Доставка золота прошла вполне благополучно, точно так же, как и упаковка его в денежный ящик парохода, по-прежнему неподвижно стоявшего в тихих водах у берега маленькой скрытой бухточки. После этого пирога, не теряя даром времени, направилась обратно в Озерную деревню.
Пирога прошла благополучно более половины пути, и Диего, довольный успехом экспедиции, щедро вознаградил обильными порциями тафии своих гребцов. Вдруг тяжеленное дерево, вышиною более сорока метров, покачнулось и с оглушительным шумом рухнуло, увлекая за собой соседние молодые деревья, сплетенные с ним крепкой и непроницаемой сетью лиан. Громадный ствол лесного великана, обрушившись на носовую часть пироги, проломил оба борта и уложил на месте троих гребцов, а все оставшиеся в живых пассажиры и гребцы были опрокинуты в воду.
Пролив был не особенно глубок, и Диего, вероятно, скоро бы утешился после этого происшествия, так как жизнь гребцов для него была сущим пустяком, если бы только упавший старый ствол не преградил путь.
Продолжать путь пешком было невозможно, так как по обе стороны пролива тянулись плавучие и наносные пески, перемежаясь с илистыми мелями, которые ежеминутно готовы были поглотить всякого, отважившегося ступить на них.
Но как человек, знающий цену времени и не теряющийся даже в самых неожиданных обстоятельствах, Диего решил немедленно вернуться на судно. Там были разные орудия, особенно топоры и пилы, с помощью которых можно было проложить или, вернее, прорубить проход для пироги.
Общими силами пирогу починили кусками коры с помощью лиан. Правда, она ежеминутно грозила затонуть, но все, кто не сидел на веслах, неустанно вычерпывали воду тыквенными чашками или ложками или просто совками, на скорую руку сделанными из этой же древесной коры.
И вот кое-как, с грехом пополам, оставшиеся в живых добрались, наконец, до парохода, сидя по колена в воде. Здесь пирогу основательно починили и привели в полную исправность, но это заняло чуть не целый день. Близилась ночь и приходилось ночевать на пароходе.
На другой день с рассветом пирога снова отчалила с полным набором необходимых орудий, и часам к десяти утра путники подошли к запруде, преграждавшей им путь.
Все принялись за работу, но, несмотря на их усердие, работа подвигалась медленно: эти гвианские деревья почти не поддаются ни пилам, ни топорам. Диего разбирала все большая досада на это промедление.
Вдруг один из работников, стоявший по пояс в воде, издал ужасный крик при виде страшно обезображенных остатков человеческого трупа.
— Что ты, дурак, чего испугался? — обрушился на него Диего.
— Это кайманы сожрали их в эту ночь!
— Ну так что же из того?
Действительно, работающих было много, шум был изрядный, и потому кайманы не осмеливались приблизиться к ним.
Вот уже полдень. Солнце палит нещадно, вода почти горячая, как в нагретой ванне. Все окончательно выбились из сил. Даже сам Диего, работавший рядом с подчиненными, чувствует непреодолимую потребность в отдыхе.
— Ну, часок отдохнем!
Перестали стучать топоры, пилы перестали скрипеть. Весь пролив, река и берега словно замерли, а кругом воцарилась тишина.
— Эй, да что это там такое? — вдруг спрашивает один негр. — Как будто гром гремит! ..
— Да нет! Небо ясно! Откуда же быть грому?
Через несколько минут этот отдаленный шум стихает, затем снова возобновляется, немного более частый и как будто более явственный.
— Тысяча чертей! — восклицает Диего, побледнев. — Я не ошибаюсь… это, несомненно, оружейные выстрелы! В деревне дерутся! .. А я здесь не могу сдвинуться с места, словно зверь в капкане!
Он, действительно, не ошибался: это звучали выстрелы, которые слышны были и здесь. Но он далеко не подозревал настоящей причины их, не подозревал всего значения этой перестрелки.
Вернемся теперь к Робинзонам Гвианы и неграм бони с Марони.
Трое предводителей маленького отряда очень разумно использовали свое время с того момента, как поселились в девственном лесу вблизи деревни. Благодаря неустанному наблюдению, благодаря и денным, и ночным разведкам и вылазкам, они превосходно изучили и расположение деревни, распорядок жизни и привычки ее жителей; узнали, где стояла хижина, в которой жила госпожа Робен со своей семьей, как велико число охранников и внешней стражи; знали даже об отсутствии Диего, хотя и не догадывались, куда именно он отлучился.
Последнее обстоятельство особенно радовало Робена и его сына, а также и Николая, их доверенного, хотя они не знали, чему следует приписать отсутствие грозного вождя.
Диего отправился на запад, вместо того, чтобы следовать в направлении к югу, то есть к Тартаругалу. Почему? Но не все ли равно? Самое важное, чтобы он отсутствовал подольше, особенно послезавтра, так как ровно в полдень маленький отряд должен был атаковать деревню и во что бы то ни стало освободить госпожу Робен и детей.
И вот этот с таким нетерпением ожидаемый день, наконец, настал. Чего-то он станет свидетелем?
С самого утра они выступили в поход и стали подходить к деревне, со всевозможной осторожностью, скрываясь за всеми кочками, пнями, обвалившимися деревьями, то продвигаясь вперед, то останавливаясь, прислушиваясь к малейшему шороху, пожирая глазами пространство и ожидая последних приказаний своего начальства.
