Карл Май - Невольничий караван
— Никого.
— Помни, если ты хоть что-нибудь от меня утаишь, можешь считать себя мертвецом! Здесь точно не осталось никого из его людей?
— Ни одного, господин.
— Куда отправился Отец Смерти?
— Вдогонку за унтером, чтобы поймать его и наказать!
— Что он намерен делать дальше?
— Он вернется сюда, и мы должны будем помочь ему заново выстроить селение.
— Где находится баш-чауш?
— В двух с половиной днях пути отсюда, на Ниле, возле большого залива бегемотов.
— Когда Абуль-моут придет туда?
— Он хотел быть там послезавтра, потому что он собирается плыть и ночью, но я думаю, ему понадобится больше времени.
— Почему?
— Потому что уже к утру, задолго до наступления дня, он приплывет на место, где река полностью заросла камышом. Протиснуться через него на больших кораблях очень трудно, а ночью и совсем нельзя. Абуль-моуту придется ждать, пока станет светло, и пройдет еще очень много времени, прежде чем он прорубит камыш и снова выйдет на фарватер.
— Очень хорошо! Теперь скажи мне, может быть, ты слышал, не собирается ли Абуль-моут в скором времени предпринять новый поход за рабами?
— Мне говорили, что собирается.
— На кого он хочет напасть?
— На ниам-ниам. Но теперь ему придется отложить поход до тех пор, пока не будет восстановлено селение. Ему сейчас не нужны новые рабы, потому что Абдулмоут приведет их из Омбулы.
— Сколько он взял с собой ловцов рабов?
— Пятьсот.
— Знаешь ли ты Сеяд Ифъяла?
— Охотника на слонов? Да. Он был у нас как раз в тот день, когда загорелось селение.
— Ты знаешь, где этот человек сейчас?
— Нет. Никто не знает, куда он направился.
— Как его настоящее имя?
— Он его никому не открывает. Все знают его только под именем Сеяд Ифъяла.
— Он говорил тебе, куда собирается пойти?
— Нет. Он выменял у меня двух верблюдов. Когда мы утром проснулись, его уже и след простыл.
— Он ушел один?
— Да, как и пришел.
— Больше никто из пришельцев не интересовался Абдулмоутом и Омбулой?
— Здесь был один белый чужестранец, который хотел попасть в эту деревню.
— Зачем?
— Этого я не знаю. Он просил у меня проводника, но я сказал ему, что беланда — наши кровные враги и что тот, кто пойдет к ним отсюда, не вернется назад живым. Тогда он ушел.
— Куда?
— Он не сказал. Отправился, наверное, по своим делам.
— Ты говорил сегодня с Абуль-моутом?
— Да. Он приходил к нам, и я должен был рассказать ему все, что случилось здесь в его отсутствие.
— Об Охотнике на слонов ты тоже упомянул?
— Нет.
— А о белом незнакомце, который хотел нанять проводника до Омбулы?
— Ни слова.
— Почему?
— Потому что я просто не успел ему ничего рассказать. Абуль-моут очень спешил, он хотел как можно скорее отплыть.
— Как были вооружены нуэры?
— У некоторых из них были ружья, у других — нет.
— Ты видел их всех?
— Да, потому что я был здесь, когда они высадились на берег, а потом снова поднялись на корабли.
— Сколько примерно ружей у них имелось?
— Не больше двадцати. У остальных были стрелы копья, ножи и щиты из кожи бегемота.
— Но сам Абуль-моут и пять его арабов были хорошо вооружены?
— У них были ружья, пистолеты и ножи.
— Как у них обстояли дела с порохом?
— Его было ровно столько, сколько они имели в своих рогах. Абуль-моут был очень разгневан, потому что фельдфебель забрал с собой весь запас, который оставался в селении. Свинца для пуль тоже не было.
— Так! Спасибо тебе за подробный рассказ. Это все, что я хотел знать.
— Теперь я могу идти?
— Можешь идти, а если хочешь, то останься и продолжай рыбачить — тебе ничего не грозит. Чтобы ты поверил в это и перестал бояться, я подарю тебе один талер. Вот, возьми!
Только сейчас Шварц убрал руку с головы шейха, достал из кармана кошелек и вытащил из него один талер Марии-Терезии. Это оказалось самым верным средством успокоить негра. Он наконец отважился поднять голову и взглянуть в глаза своему страшному собеседнику и спросил:
— Господин, этот талер действительно принадлежит мне?
— Да.
— Тогда ты и правда не шайтан, а очень хороший человек. Ты гораздо умнее и добрее того белого незнакомца, который обещал мне денег, а вместо них хотел дать только несколько жалких жемчужин. Я вижу, что мне нужно с тобой дружить.
— Ты совершенно прав. Позови своих товарищей обратно и спокойно продолжай свой лов рыбы. Я уже ухожу. Через некоторое время мимо вас проплывут три больших корабля, но и их вам нечего пугаться: они не станут здесь останавливаться.
— Корабли, ты сказал? Что это за корабли? Кому они принадлежат? Откуда и куда идут? Может быть, на них будут работорговцы? — засыпал его вопросами шейх.
— Нет, на этих кораблях плывут не ловцы рабов, а честные люди.
— И они в самом деле не остановятся здесь?
— Нет. Можешь положиться на мое слово. Доброй ночи!
Шварц повернулся к негру спиной и скрылся в темноте. Сын Тайны и Бен Бафа поджидали его под ближайшими деревьями и слышали всю беседу. Шагая рядом с немцем к лодке, Сын Верности заметил:
— Теперь я понимаю, эфенди, что недостаточно умно вел себя со старым джуром.
— Почему же?
— Я спрашивал его только об Абуль-моуте, тебе же удалось выведать у шейха множество других полезных сведений.
— Откровенно говоря, я и сам не рассчитывал, что смогу узнать так много. Счастье, что мы встретили этих людей.
Как только Шварц и его спутники вновь оказались на борту лодки, ниам-ниам дружно взялись за весла и двинулись в обратный путь. Им пришлось плыть совсем недолго: уже через несколько минут впереди показались огни по-прежнему шедшей впереди дахабии. Для того чтобы дать Хасаб Мураду необходимые инструкции, Шварц приказал подвести лодку сначала к его нукверу, и, только переговорив с комендантом Магунды, поднялся на борт своего корабля.
На носу каждого судна горели большие костры, освещавшие фарватер. Они бросали красные блики на воду, из которой то и дело выпрыгивали стайки резвящихся рыбок. Ветер, все эти дни благоприятствовавший морякам, гнал снопы искр к берегу, туда, где горел еще один костер, и стоявшие возле него рыбаки молча провожали взглядами проходившие мимо корабли.
Часто, когда флотилия достигала очередной излучины, выступавший вперед край берега мешал ветру, и паруса вяло опадали. Позднее, около полуночи, ветер затих совсем и больше не поднимался. Тут уж ничего нельзя было поделать, и утешением могло служить только то, что и Абуль-моут где-то там, впереди, тоже вынужден беспомощно стоять на месте, пока не переменится погода.