Михаил Белов - Когда пробуждаются вулканы
— Я на людях целовалась, а не в темном углу, — она вдруг рассмеялась. В ее смехе была такая непринужденность, теплота и ласка. Закинув голову, она смотрела на него снизу вверх, чего-то ожидая, какого-то его движения или слова.
Он смотрел на нее с улыбкой, но не сделал первого шага.
— Это я послала Овчарука за тобой, — прошептала Варя, — не могла дольше ждать.
— Бедный Овчарук, — сказал Данила.
— Мы с ним вместе десятилетку кончали, — торопливо продолжала она. — Он влюблялся в каждую ученицу по очереди. Хороший он, а какой-то смешной. Правда?
Данила молчал.
— Мы долго будем так стоять?
— Не знаю, — с улыбкой ответил он.
Она уткнулась ему в грудь.
— Варя, родная, — шепотом сказал он и легко приподнял ее.
На следующий день Данила с группой научных работников вылетел на Тиглу.
Встретил их Колбин.
— Наконец-то, — сказал он, пожимая каждому руку. Он был весел, самоуверен. — Вам надоело возиться с фантастическим проектом Данилы Корнеевича и вы прилетели на Тиглу? Правильное и своевременное решение. Пора нам заглянуть в нутро этого красавца. — Он кивнул на Тиглу. — Марина Семеновна, вот ваша комната. Здесь не то, что у вас дома, но романтики сколько угодно.
Выпив по стакану чая, вулканологи вышли из дома.
«Тигла. Вот ты какой», — подумал Данила, жадно вглядываясь в горный пик правильной конической формы. Своим подножием он уходил в долину, расстилавшуюся далеко внизу; поток лавы тянулся от самой вершины до основания вулкана.
— Такая крутизна — и в то же время такая безупречная форма, — сказала Марина. — Я никогда не видела вулкана красивее!
— Пора вплотную заняться им, — сказал Колбин, искоса взглянув на Соколова. — Столько времени потеряли из-за проекта Данилы Корнеевича.
— Операция «Вулкан» закончена, — сказала Марина.
— Вот как? — удивился Колбин. — Это правда, Данила Корнеевич?
— Да! — засмеялся Данила.
Колбин стоял неподвижно, но внутренне был глубоко взволнован. Откуда у молодого Романова эта дерзость мысли? Почему идея о взрыве вулкана пришла в голову не ему, ученому, а этой посредственности? Он должен был предложить ее… Он, Евгений Колбин, а не какой-то инженеришка! Мальчишка…
— Ну что вы скажете теперь обо всем этом, Евгений Николаевич?
— Остается поздравить Данилу Корнеевича, — какая-то тень мелькнула на лице Колбина и тут же исчезла. — Я обязательно побываю на Синем…
Колбин взглянул на Данилу. Тот молча смотрел на поток лавы. Победить вулкан! Чувство зависти все сильнее терзало душу Колбина.
— Вас ждет громкая слава в ученом мире, Данила Корнеевич. Москва…
— Я остаюсь на Камчатке, — сказал Данила.
Это решение он принял не сразу. Секретарю обкома партии Гребневу он не сказал еще ни «да», ни «нет», хотя работу ему предложили интересную — возглавить строительство первой в стране геотермической электростанции на Паружецких горячих источниках.
— Ну и зря… Конечно, копаться в горах интересно, но… — Колбин развел руками.
— Интересно, — согласился Данила. — Вот я смотрю на поток лавы и прикидываю в уме, как все это использовать для строительства.
— Должно быть, увлекательно смотреть на природу, как на источник блага человека, — Марина окинула взглядом весь открывшийся перед нею ландшафт, потом перевела глаза на Колбина. — Я так не могу. Я просто любуюсь горами и долинами, синим небом… А вы, Евгений Николаевич?
— Я думаю, как бы скорее спуститься в кратер Тиглы и разгадать его тайну.
— Для чего?
— Для науки.
— Как по-вашему, этого достаточно, Данила Корнеевич? — спросила Марина.
— Мало, — ответил Данила.
— Наше дело расширять горизонты науки, мы не имеем права заниматься узкопрактическими делами, Данила Корнеевич, — снисходительным тоном возразил Колбин. — Потом, мы все-таки люди, и, как полагается порядочным людям, надо уметь пользоваться плодами своего труда. Не так ли?
— Я никогда не думал, как лучше продавать свои знания. Надо служить народу и своей стране. В этом — смысл жизни.
— Но зачем так упрощать вопрос? — поморщился Колбин. — Вот Марина Семеновна написала множество превосходных картин. А толк какой? Лежат они в шкафу и пылятся. Ни себе славы, ни людям пользы. В жизни, дорогие мои…
Данила не слушал Колбина. Он снова погрузился в воспоминания. «Надо верить в человека. Верить!» — так говорила Варя, провожая его в горы. Да, надо верить! Без веры трудно жить. А верит ли в человека Колбин? И как должен относиться к нему он, Данила?
Вечером Колбин провел совещание.
— Я предлагаю такой план работы, — сказал он. — Организовать магнитную съемку Тиглы — раз, исследовать западный склон вулкана — два, спуститься в кратер — три…
— Я, как сейсмолог, категорически возражаю против похода в кратер, — сказала Марина. — Через месяц может быть это и удастся сделать, но сейчас невозможно.
Страсти разгорелись. Одни поддерживали Марину, другие доказывали обратное: только сейчас и заглянуть в пасть Тиглы. Конечно, риск был, но уж такая работа вулканологов — всегда приходится рисковать. Желающих побывать в кратере оказалось больше, чем предполагал Колбин. Но Соколов запретил своим работникам спуск в кратер.
— Как это понять? — спросил Колбин.
— В прямом смысле. Спуск в кратер я не разрешаю.
— Слава богу, я не ваш подчиненный, — усмехнулся Колбин. — Если вы хотите открыть что-нибудь новое в науке, приходится рисковать. А вы, Данила Корнеевич, тоже в кусты?
— Почему же. Я пойду…
Ночь на Тигле прошла спокойно. Утром Колбин сказал Сенатовой:
— Ну, Марина, благословляй на подвиг.
— Желаю удачи, — сказала она и посмотрела на укутанную туманом вершину вулкана. — Все-таки я еще раз советую отложить эту затею до лучших времен.
В другое время Колбин, может быть, и внял бы этому совету, но не сейчас. Он поправил рюкзак на спине и, не оглянувшись на провожающих, молча двинулся вперед. Сзади шел Данила.
— Счастливого пути! — крикнула им Марина. Она хотела еще что-то сказать, но внезапно подувший ветер перехватил дыхание, и она закашлялась.
Данила и Колбин все больше удалялись от домика на вулкане и через час вышли к кратеру Тиглы.
— Какой странный, незнакомый мир, — взволнованно сказал Данила.
Колбин ничего не ответил, но, бросив взгляд в гигантскую воронку, уходящую в глубь земли, вдруг ощутил толчок в груди. Там, внизу, лежала сосущая сердце таинственная пустота, и как ни вглядывался он в эту пустоту, ничего не мог увидеть…
