Виталий Гладкий - Приключения-91

— Не. Сорок шестой. Третий. Или второй — все равно.

— Господи! Да конечно.

Катя тут же набрала номер.

— Клавдия Петровна? Здрасьте. Катя... Ничего... Нормально... Да. Мальчик один. Великолепный... Был у вас, свой, не беспокойтесь... Сорок шестой, рост не имеет значения... Есть?.. Как я рада... Сегодня? — Она вопросительно посмотрела на Андрея.

— Сейчас.

— Да. Заедет на минутку, хорошо? Вы уж поласковее с ним. Он хороший. Спасибо... Ваша должница... Всего доброго.

— Можешь, — сказал он. — Уважаю. Где деревня?

— Адрес в куртке, в кармане. И как проехать.

— Ишь ты. Была уверена?

Она рассмеялась и чмокнула его во влажный лоб.

— И поцелуями покрою уста и очи, и чело.

— Смотри, Катерина. Со мной эти игры не проходят.

— Мне нравится, когда ты такой подозрительный.

— Осторожный. Шеф говорит, в победителях — люди осторожные.

— Разлетелись?

Он кивнул.

Катя быстро оделась. Подкрасилась.

— Клавдию там обними.

— Хулиганка.

— И, пожалуйста, не хами про меня за моей спиной.

— Сие зависит не от нас.

— Вот как?

Он проводил ее до порога. Обнял.

— Сиди на приколе. И по телефону не трепись. Буду звонить.

— Как скажешь, мой повелитель.

Притворив за ней дверь, он подошел к окну и слегка отодвинул штору.

Так и есть.

— У, телки.

Во дворе стояла серая «Волга». Катя вышла из подъезда, и навстречу ей из машины выскочила Маринка. Он сразу узнал ее — известная киноманка, корявая, размалеванная, с «петухом» на голове. Какое-то время они препирались. Марина ругалась, Катя оправдывалась, и по жестам ее выходило, что раньше вырваться она никак не могла.

Обе сели сзади — стало быть, с шофером. «Волга» фыркнула и укатила.

Интересно. Учтем. Накололи — прибью. Изомну, как цвет. Не выйдет. Со мной этот номер не пройдет. Пришпилим. На доске почета распну.

За рулем была женщина. Очень приятная, лет сорока, волосы с проседью (натуральной), в строгом костюме.

— Торопимся жить? — поинтересовалась.

— А вы — водило?

— Простите, не поняла.

— Ну, кем работаете?

— Пытаюсь чему-нибудь научить красивых бездельников.

— В школе?

— Обижаете. Берите выше.

— Профессор?

— Увы. Пока доцент.

— И еще подрабатываете?

— То есть?

— Ну, на тачке?

— Вот вы о чем, — она улыбнулась. — Конечно.

— Толково. Деньги всегда нужны.

— А вы, извините, студент?

— Теперь вы меня обижаете.

— Вот как? Не хотите учиться?

— В институте? Зачем? Есть выбор: принцы и нищие. В шалаше может быть только ад. Кому-то нравится — я не возражаю.

— По-моему, нищие как раз те, кто не получит настоящего образования.

— Образование я и так получу.

— А вы не путаете образование с чем-то еще?

— Я давно уже ничего не путаю.

— Самоуверенно. Если не сказать, нахально.

— А что плохого — быть уверенным в самом себе?

— Во всем хороша мера.

— Чуть помедленнее, кони. Прибыл. Спасибо за лекцию. Здесь сбросьте. Ага, у будки.

Достал бумажник, чтобы расплатиться.

— С нищих не беру.

— Ошибаетесь. Я не нуждаюсь.

— С представителей королевских кровей — тоже. Нам было по пути.

Он понял, что денег она не возьмет. «Надо так лажануться». Наверное, она их вообще ни с кого не берет.

— Всего доброго, молодой человек. Желаю успехов на поприще самообразования.

Ему вдруг захотелось ей сделать приятное.

— Вот, — протянул ей визитную карточку. — Возьмите.

Она прочла: «Андрей Гребцов». И номер телефона.

— Вам понравилось, как я вожу машину?

— Если кто-то обидит. Кооператив экстренной помощи.

— Помощи? Батюшки, дожила. Неужели у нас есть такой кооператив?

— Неформалы. Только для вас.

— О, я противница всяких привилегий. Всего хорошего, молодой человек.

«Недоделок, — ругал он себя, пока шел дворами. — Трепло».

Взбежал по лестнице на четвертый этаж. Проверил дыхание, сосчитал пульс. В форме. И позвонил.

Клавдия Петровна долго и нудно разглядывала его в дверной глазок.

— Профиль, — ворчал Андрей. — Анфас. На кнопочке отпечатки пальцев. Андрей. Катя вам звонила.

Она впустила его в прихожую. И накинула цепочку. Плоская, как доска, в стеганке, протертых нарукавниках и с вечным «Беломором» в зубах. Угрюмая. И молчальница образцовая — он был у нее несколько раз и не помнил, чтобы она произнесла что-нибудь вслух, кроме цены. А швея — класс. Фирма.

Не сказав ни слова, протянула ему продолговатую коробку, перевязанную лентой.

— Сорок шесть?

Она смотрела на него, как на пустое место.

— Отлично, — сказал он. — Беседа прошла в теплой, дружеской обстановке.

Отсчитал две сотни, поблагодарил и откланялся.

Чертова старуха. И запах. Несет чем-то. Такой навар имеет, а ходит, как драная кошка.

Вот стану миллионером, сотворю себе чего-нибудь из чистого золота.

Как Пресли.

В такси сел сзади. Болтать не хотелось. Прикрыв глаза, перебирал в памяти подробности утреннего свидания.

Ха! Сходи погуляй, на белый свет позевай.

Обалдеть девочка. Реванш состоялся.

— Уснул? — оглянулся таксист. — Окружная.

Въехали в поселок, и тут он показывал, куда свернуть. К матери заезжать раздумал — после, на обратном пути. Успеем настроение испортить. Сначала в гараж, к дяде Коле.

На чай таксисту отстегнул щедро — у того аж набок повело скулы и, как у мелкого хищника, которому подвалило неожиданное счастье, затрепетала и зашлась душа. Пацан все-таки, а сыплет, как мандариновый король.

— Все правильно, шеф, — наслаждался Андрей. — Гадом быть, никакого накола.

Это была его слабость — не просто шикануть, а так, чтобы еще и немножко пришибить. Удивить, поразить. Пусть помнят. Пусть знают.

Дядя Коля, как всегда, возился со своим допотопным «Москвичом».

Андрей понаблюдал за ним издали. Клевый старик. Спокойный, золотые руки. Лучшего соседа не найти. Если в силах сделать — никогда не откажет. Хорошее сердце, добрый. Правда, голова пустая — ну не все же сразу одному человеку.

— Привет, дядь Коль.

— А, Андрей. Здравствуй. Как дела?

— Дела у прокурора, дядь Коль.

— Мать твоя опять сорвалась.

— Зараза, — Андрей с досады пристукнул кулаком по бедру. — Увезли?

— Дома пока. Зайдешь?

— Не. Попозже. Когда вернусь.

Припрятал коробку в гараже. Переоделся. И вывел мотоцикл.

В сердцах шваркнул по педали.

— Дядь Коль? Я тебе что-нибудь должен?

— Нет! По сентябрь рассчитались!

Со стороны могло показаться, что они не разговаривают, а бранятся.

— Напомни тогда!

— Кати! Тарахтишь больно.

— Часа через два будешь?

— Если обедать отойду! А так — здесь!