Луи Жаколио - Собрание сочинений. В 4-х т. Том 1. В дебрях Индии
— Это Барбассон! — упорствовал Рама. — И я прекрасно понимаю, почему он ждет ночи, чтобы явиться сюда.
Сердар для очистки совести навел еще раз на яхту подзорную трубу. В ту же минуту индусы увидели, как он побледнел… Не успели они еще обратиться к нему с вопросом, как Сердар с совершенно расстроенным лицом и сказал шепотом:
— Это Барбассон! Он также смотрел в подзорную трубу и, узнав меня, три раза притронулся указательным пальцем к губам, как бы в знак молчания. Затем он протянул руку к западу, что я понимаю так: как только наступит ночь, я буду у вас. Ты был прав, Рама, — в Нухурмуре случилось что-нибудь особенное.
— Или только готовится еще!
— Что ты хочешь сказать?
— Подождем до вечера; объяснение будет слишком долгим и не обойдется без восклицаний, жестов удивления, компрометирующих выражений лица… и без этого уже довольно… Нариндра меня понимает.
— Если ты все время будешь говорить загадками…
— Нет! Ты знаешь, Сердар, как мы тебе преданы, так вот, одолжи нам еще несколько секунд, ну, несколько минут, солнце уже скоро сядет… Мы хотим объясниться непременно в присутствии Барбассона; сердце говорит мне, что нам при нем легче будет объяснить то, что мы хотим тебе сообщить.
— Однако…
— Ты желаешь… пусть будет по-твоему! Мы скажем тебе, но предварительно дай слово исполнить то, о чем мы тебя попросим.
— О чем же это?
— Мы вынуждены сказать, что нарушим молчание только с этим условием.
— Как торжественно! — сказал Сердар, невольно улыбаясь, несмотря на все свое волнение. — Ну! Говори же!
— Прикажи немедленно, не спрашивая у нас объяснения, заковать Рам-Шудора и посадить его в трюм.
— Я не могу сделать это, не зная, на каком основании вы требуете такого приказа, — отвечал Сердар с удивлением.
— Хорошо, тогда подождем Барбассона.
Сердар не настаивал, так как знал, что друзья не будут говорить, а потому оставил их, чтобы отдать необходимые приказания на ночь и распорядиться относительно сигнальных огней, — необходимая предосторожность при стоянке на якоре во избежание столкновения с другими проходящими мимо судами. Затем он поднялся на мостик, чтобы как-нибудь убить время и поразмышлять на свободе… Он не мог понять, на каком основании обратились к нему друзья с такой просьбой… Она так мало согласовывалась с тем, как они недавно защищали Рам-Шудора, что он принял ее за самую обыкновенную уловку, за желание прекратить всякий дальнейший спор… Рам-Шудор со времени своего отъезда не сделал ничего, чем можно было бы оправдать такую суровую меру; к тому же он предназначал ему весьма деятельную роль в последующих событиях, а если бы факир исчез со сцены, то он вынужден был бы радикально изменить весь свой план… впрочем, он посмотрит! И это необъяснимое появление Барбассона, таинственный способ действия… все это до такой степени заинтриговало его, что все личные заботы отошли у него на задний план. Он не выпускал из виду маленькой яхты, и когда стало совершенно темно, заметил, как от нее отделилась черная точка и направилась в сторону «Дианы»; минут пять спустя к шхуне пристала лодка — и Барбассон, плотно запахнутый в матросский бушлат, чтобы никто не мог его узнать, моментально выскочил на борт.
— Пойдем в вашу каюту, — поспешно сказал он Сердару, — никто, кроме Нариндры и Рамы, не должен знать, что я здесь на судне, а в особенности никто не должен слышать того, что я скажу.
Дрожа от волнения, Сердар провел его в свою комнату, находившуюся в междупалубном пространстве, где никто не мог их подслушать, не попав на глаза рулевому. Нариндра и Рама последовали за ними. Закрыв дверь каюты, Сердар бросился к провансальцу и схватил его за руки, говоря:
— Ради Бога, мой милый Барбассон, что случилось? Не скрывайте от меня ничего.
— В Нухурмуре произошли ужасные вещи, а еще ужаснее то, что должно случиться здесь. Но прежде чем сказать хотя одно слово, прошу не спорить — речь идет о жизни всех нас — и не спрашивать никаких объяснений, вы узнаете все… прежде всего обезопасьте себя от Рам-Шудора.
Услышав эти слова Барбассона, произнесенные им с необыкновенной быстротой, почти без всякой передышки, Рама и Нариндра вскрикнули и бросились к двери… Но в эту минуту они вспомнили, что только Сердар вправе распоряжаться, и остановились, еле переводя дыхание…
— Да идите же, — крикнул им Барбассон, — не допускайте, чтобы он говорил с кем-нибудь.
— Идите, — сказал Сердар, который понял деликатность своих друзей, побудившую их остановиться. — Скажите, что действуете по моему приказанию.
Рама и Нариндра поспешили на переднюю часть судна, уверенные, что найдут там мнимого факира.
— Спокойно и без борьбы, Нариндра, — сказал Рама, — будем действовать лучше хитростью.
— Рам-Шудор, — сказал Рама индусу, который курил, спокойно облокотившись на планшир, — командир требует, чтобы сегодня вечером все сидели у себя в каюте.
— Хорошо, я пойду, — ответил туземец.
Не успел он войти в каюту, как Нариндра поспешно закрыл задвижку и поставил настороже одного из матросов, поручив ему не выпускать оттуда пленника. Исполнив эту обязанность, оба поспешили к Сердару и рассказали ему, с каким хладнокровием позволил Рам-Шудор запереть себя.
Бесполезная предосторожность! Поручение Рам-Шудора было уже на пути к исполнению. Они опоздали! Барбассон должен был распорядиться об этом еще на палубе в самый момент своего прибытия.
Не успела дверь запереться за Сердаром и его спутниками, как какой-то человек, скрывавшийся позади грот-мачты, поспешно спустился по лестнице в лодку Барбассона и передал олле одному из малабарских матросов, сказав ему при этом:
— Греби изо всей мочи, проезжай канал… это губернатору Цейлона… речь идет о твоей жизни… приказ капитана.
Человек этот был Рам-Шудор. В два прыжка, как кошка, вернулся он обратно на борт и встал у планшира, где его нашли потом Нариндра и Рама. В то время как последние сопровождали его вниз, лодка отчалила от «Дианы» и понеслась среди ночной тьмы, унося с собой ужасный пальмовый лист, предназначенный для губернатора сэра Уильяма Брауна.
Собравшиеся в каюте Сердара долго обсуждали события в Нухурмуре… Печальный конец Барнета вызвал у всех слезы на глазах, и бедный Барбассон, рассказывая все подробности этой ужасной драмы, смешал свои слезы со слезами своих товарищей.
Когда улеглось первое волнение, все приступили к обсуждению дальнейших действий. Решено было сегодня же ночью подвергнуть Рам-Шудора наказанию, которое он заслужил за свои бесчисленные преступления. Сердар предлагал просто-напросто застрелить его, но Барбассон настаивал на более тяжелом, хотя почти столь же быстром наказании.
